себя оставлял только небо, где восседает на троне чистая доктрина». Эго означало, что Германия собирается занять агрессивную позицию не только в одной Европе, но и повсюду, где это окажется возможным. Перевод я эти намерения на торжественный язык, принц Генрих Прусский, отправляясь к берегам Китая во главе большой германской эскадры, заявил, что он едет «возвестить на чужбине Евангелие особы его величества как тем, которые хотят ему внимать, как и тем, которые не хотят».

Притязания Германии на мировую роль прежде всего сказались в делах Ближнего Востока. Бисмарк не признавал, как известно, никакой ценности за Ближним Востоком. Известна его часто цитируемая фраза: «Весь восточный вопрос не стоит костей одного померанского гренадера». Он предоставлял полную свободу России и Австрии размежевываться, как они хотят, на Балканском полуострове. От этого полного индифферентизма к ближневосточным делам Вильгельм отказался с самого начала своего царствования, и при его содействии Германский Банк получил еще в 1888 г. концессию на постройку железнодорожной линии в Малую Азию до Ангоры. Когда же этот путь был окончен в 1893 г., то Вильгельм добился предоставления тому же. Германскому Банку права продолжить железную дорогу до Кейсариэ. Но и на этом Вильгельм не остановился и стал добиваться для немецких капиталистов концессии на продолжение малоазиатского железнодорожного пути далее в Месопотамию до Багдада и еще далее до самого Персидского залива. Нечего говорить, что индустриальные и коммерческие круги были живо заинтересованы в осуществлении этого великого железнодорожного пути, открывавшего самые широкие перспективы для германского сбыта. Но здесь Германии пришлось столкнуться с Англией. Железнодорожный путь от Константинополя до Персидского залива грозил заменить собой или, по крайней мере, понизить значение английского морского пути через Суэцкий канал в Индию и Китай. Поэтому английская дипломатия всеми силами старалась помешать осуществлению германского проекта, и Каприви, поддерживавший добрые отношения с Англией, не особенно на нем настаивал и сдерживал чрезмерную, по его мнению, настойчивость в этом отношении императора. Сам Вильгельм, однако, ни за что не хотел отказаться от своего плана, хотя бы даже и ценой разрыва добрых отношений с Англией. С отставкой Каприви он удвоил свои хлопоты перед султаном о разрешении на постройку дороги, и угодливый Гогенлоэ, конечно, не мог и не хотел оказывать ему в этом никакого противодействия. Чтобы склонить на свою сторону султана, Вильгельм не остановился перед довольно необычным шагом: осенью 1898 г. он предпринял путешествие на Восток, в Константинополь и Иерусалим. В турецкой столице он был с необычайной пышностью принят султаном Абдул-Гамидом, и это должно было выставить на показ всему свету дружбу между Турцией и Германией. В речах, которые Вильгельм произносил в Иерусалиме и Дамаске, он также подчеркивал свое расположение к мусульманскому народу и проявлял всяческое внимание к турецким национальным святыням и преданиям. В результате этого султан стал более уступчив и, несмотря на явное неудовольствие Англии, дал немецкому обществу капиталистов концессию на проведение багдадской железной дороги (1899 г.). Дело, однако, встретило еще некоторые затруднения, и в конце концов германские капиталисты при постройке багдадской дороги должны были допустить в свою компанию и французских, и дело постройки дороги было передано в руки германско-французского общества. Это произошло уже при преемнике Гогенлоэ — Бюлове.

Постройка дороги от Босфора в глубь Азии по немецкой инициативе и по преимуществу на немецкие деньги отдала почти весь турецкий рынок в руки германского капитала. В то же время Германии удалось расширить свое влияние и еще дальше — на Дальний Восток. Германское правительство воспользовалось ничтожным поводом, — убийством китайцами двух немецких миссионеров — для того, чтобы занять германским флотом бухту Кияо-Чау с городом Цзинтау. Это было в конце 1897 г., а в самом начале 1898 г. Китай должен был по особому договору признать право Германии пользоваться этой бухтой в течение 99 лет на арендных правах. Скоро для Германии представился случай еще более энергично вмешаться в китайские дела. В Китае возникло известное движение «Большого кулака», направленное против иностранцев. В Пекине были осаждены все европейские посольства, и на выручку их державы отправили соединенную армию, во главе которой был поставлен германский главнокомандующий — граф Вальдерзее. Вальдерзее прибыл в Китай уже при преемнике Гогенлоэ, и до его прибытия китайское восстание было уже, в сущности, подавлено ранее прибывшими туда русскими и японскими войсками, так что для деятельности германского фельдмаршала оставалось уже небольшое поле. Да и самое влияние Германии на Китай встречало сильное соперничество со стороны Японии и Соединенных Штатов, и потому, конечно, о таком глубоком внедрении немецкого капитала в экономическую жизнь Дальнего Востока, как это имело место в Турции, не могло быть и речи. Более существенного успеха удалось достигнуть Германии в дальневосточных водах покупкой у Испании Марианских и Каролинских островов и приобретением части Самоанских островов (1899 г.).

Что касается Африки, то новых приобретений Германии при Гогенлоэ там сделать не удалось, но зато Германия решительно отказалась от своей прежней уступчивости по отношению к расширению в Африке английского влияния. Германия помешала Англии получить от Конго небольшую полосу земли, которую Конго соглашалось отдать в пользу Англии, и не позволила Англии соединить Египет с Капландом железной дорогой через германскую территорию. А в 1896 г. Вильгельм нашумел своей сочувственной телеграммой президенту Трансваальской республики по поводу набега на нее английского авантюриста Джемсона. Ввиду того, что предприятие Джемсона пользовалось большим сочувствием в Англии, телеграмма Вильгельма была новым поводом к возникновению неудовольствий между Германией и Англией.

Колониальная политика, на путь которой Германия вступила при Гогенлоэ, требовала, конечно, и больших морских сил: заморские владения нуждались в военной охране, которая могла быть подана лишь при помощи флота. Поэтому Гогенлоэ должен был обратиться к рейхстагу за морскими кредитами. До 1898 г. германский флот был очень слаб. Но в 1898 г. по настоянию Гогенлоэ рейхстаг при поддержке центра принял новую судостроительную программу, по которой в ближайшие шесть лет предполагалось завести довольно сильный броненосный флот (предполагалось построить 19 броненосцев, 8 береговых крейсеров и 42 крейсера), но и этого оказалось мало, и в 1890 г. число предполагавшихся к постройке военных судов было увеличено почти вдвое (38 броненосцев, 14 больших и 38 малых крейсеров). Начиналась эпоха маринизма, а Англия, которая всегда ревниво относилась к своему морскому могуществу, теперь с величайшей подозрительностью стала смотреть на рост германского флота. Вообще дружбе между Германией и Англией, налаженной при Каприви, теперь приходил конец, и отношения между ними все более расстраивались. Германия начинала вторгаться как раз в те области, которые Англия считала своим главным уделом — моря и колонии. Ни к расширенно