Выйдя из Туннеля, беспечный дурачок Зоран мгновенно схлопотал смертельную дозу радиоактивного облучения. К счастью, у него хватило ума, прежде чем нырнуть обратно в Туннель, установить защиту и воздействовать на себя стандартным дезактивирующим заклятием. Он вернулся в Даж-Дом в полуобморочном состоянии. Ему тут же принялись оказывать первую медицинскую помощь, а на Землю Юрия Великого в спешном порядке отправилась специальная поисковая группа.

Мир был полностью уничтожен. Такой разрушительной ядерной войны не могли припомнить даже старейшие из колдунов. Военные машины обеих сверхдержав действовали с предельной эффективностью — фактически ни одна боеголовка не пропала зря, если можно так выразиться. Казалось, главы государств специально сговорились и одновременно нажали «красные кнопки». Все стратегические ракеты покинули свои шахты; почти все атомные подводные лодки, бомбардировщики, морские крейсеры и прочие носители тактического вооружения, а также военные спутники, успели избавиться от своего смертоносного арсенала раньше, чем были атакованы противником. Уничтожению подверглись не только территории воюющих империй и их союзников, но и нейтральных государств — эти последние получили своё как с той, так и с другой стороны.

Одна из термоядерных бомб взорвалась недалеко от дома, где располагалась квартира Ладислава. Дом был не просто разрушен, а сожжён дотла; тем не менее останки Ладислава удалось обнаружить и, хотя с большим трудом, но идентифицировать. Никаких сомнений быть не могло: Ладислав погиб, причём погиб по нелепой случайности. Официальная версия гласила, что в момент начала атаки Ладислав, очевидно, спал, а убившая его бомба была из числа «первых ласточек», поэтому он не успел адекватно среагировать на ситуацию — если вообще почуял опасность. Правда, кое-кто высказывал предположение, что Ладислава убили умышленно, а потом спровоцировали ядерный удар, чтобы замести следы своего преступления. Хотя вряд ли в это верили даже те, кто распространял подобные слухи. Ладислав вёл довольно мирный образ жизни, дорогу никому не переходил, у него не было серьёзных врагов (впрочем, и несерьёзных тоже), и в ответ на вопрос, кто мог бы желать ему смерти, все только пожимали плечами или разводили руками. Да и способ спрятать концы в воду — развязать ядерную войну — представлялся не очень надёжным, не говоря о том, что это само по себе было слишком дерзким преступлением. Куда проще и вернее было бы сжечь тело во внутренностях какой-нибудь звезды. Тогда уж действительно, поди отыщи главное звено в corpus delicti[12]— жертву убийства…

Так что в то самое время, когда в Авалоне шли последние приготовления к свадьбе Дейдры и Мела, в Даж-Доме хоронили Ладислава. Жизнь продолжалась, праздник и траур шагали рука об руку. Радка, несмотря на то, что на родине она была объявлена блудницей, не могла не проводить в последний путь брата и, как только ей стало известно о его смерти, тотчас вернулась в свой Дом. Понимая, что она пробудет там как минимум до окончания траура, я стал готовиться к визиту в Авалон — у меня было важное дело к Диане.

Но тут неожиданно со мной связался Володарь. Он попросил меня (не пригласил, а именно попросил) присутствовать на похоронах Ладислава. И хотя его просьба показалась мне подозрительной, я не мог не принять приглашения, тем более что его тон был вполне миролюбивым, начисто лишённым той злобной агрессивности, к которой я уже привык.

Не буду тратить своё и ваше время, описывая церемонию погребения. Для любителей подобных мероприятий скажу, что она прошла в полном соответствии с обычаями Даж-Дома, и Ладиславу были возданы все почести, причитавшиеся ему как принцу королевской крови. Важное для меня событие произошло позже, на поминальной тризне, когда Володарь, в присутствии нескольких тысяч человек обратился ко мне со следующими словами:

— Эрик из Света, ты был одним из немногих друзей Ладислава, поэтому я попросил тебя присутствовать здесь. Думаю, он тоже хотел бы этого. Ладислав искренне желал, чтобы мы уладили все наши разногласия. Я беру на себя смелость считать это его последней волей и в память о нём делаю первый шаг. Если я чем-то оскорбил тебя и твой Дом, то приношу свои извинения.

Что мне оставалось ответить? Только то, что я и сказал:

— Ваше величество, если я своими поступками нанёс оскорбление вам или вашему Дому, то прошу простить меня.

Вот так, ценой жизни Ладислава, главное препятствие между мной и Радкой было устранено. Зато возникло другое — стена подозрительности и сомнения…

— Мы встретимся не скоро, — сказала мне Радка на прощанье.

— Полтора месяца не такой большой срок, — сказал я в ответ. — Когда закончится траур, я буду просить твоей руки.

Она грустно покачала головой:

— Нет, Эрик. Я сама сообщу, когда будет можно. Сначала я должна простить тебя.

В груди у меня похолодело.

— За что? — дрогнувшим голосом произнёс я.

— За смерть Ладислава, — ответила Радка. — Я не слепа, Эрик, я видела, что вы что-то затевали. Не знаю, что именно, но боюсь, это погубило моего брата…

— Но…

Она была непреклонна:

— Я не хочу слышать ни объяснений, ни оправданий. Ничто не вернёт Ладислава к жизни. Лучше молчи… И уходи!

Я ушёл с тяжёлым сердцем и прибыл в Солнечный Град в подавленном состоянии. Короткая остановка в Сумерках Дианы и разговор с Морисом ничуть не улучшили моего настроения. Слова Радки явились для меня слишком сильным ударом. Я боялся, что теперь многие годы тень Ладислава будет стоять между нами, отдалять нас друг от друга, отравлять нашу совместную жизнь… если вообще Радка сможет простить меня. Понять и простить — во имя нашей любви…

Во дворце, у выхода из лифта, меня поджидал слуга в ливрее королевского камердинера.

— Милорд, — почтительно произнёс он. — Государь отец ваш велел передать, что он ожидает ваше высочество в своём кабинете.

Я был так раздражён, что чуть не выругался вслух. Проклятые условности! Из Зала Перехода отцу доложили, что я прибыл, сообщили, в каком лифте я поднимаюсь, и отец, вместо того чтобы связаться со мной и пригласить к себе, послал мне навстречу лакея. С порученьицем-с!..

Я сдержанно поблагодарил слугу и направился в королевские апартаменты, придерживая на ходу шпагу. Это вошло у меня в привычку с тех пор, как в пятнадцать лет я ухитрился наступить на конец длинного клинка и грохнулся на пол в самый разгар торжественной церемонии. Но даже после этого пренеприятнейшего происшествия я не стал носить обувь на высоких каблуках — ибо тем самым признал бы, что стыжусь своего роста, а я его не стыдился. Как и мой отец, кстати.

В королевском кабинете, кроме отца, был ещё дядя Амадис. Перед моим появлением они что-то живо обсуждали, но вряд ли государственные дела. Судя по их расслабленным позам и спокойным лицам, они просто чесали на досуге языки. Когда-то отец и Амадис были соперниками в борьбе за власть, мало того — врагами, и их противостояние едва не привело к гражданской войне. К счастью, вовремя объявился дядя Артур и примирил обе враждующие партии. Амадис уступил моему отцу корону Света, оставив за собой титул верховного жреца, и с тех самых пор в нашем Доме воцарился мир. Необходимость тесного сотрудничества постепенно сблизила отца с Амадисом, их вражда была предана забвению, и в какой-то момент они, сами того не заметив, стали чуть ли не закадычными друзьями. Как говорят в Сумерках, παντα ρει — всё течёт, всё меняется…