Она не заметила, как провозилась до наступления вечера. Чадившая печурка наполнила домик сизым дымом, и пришлось распахнуть все двери в попытках проветрить избушку. Девочка уселась на покосившемся крыльце в одну ступеньку, белый волк пристроился рядом, сочувственно пыхтя. Ее подопечные разбрелись по округе, и Диса слышала, как они перекликаются между собой, копаются на крохотном огороде, бегают туда-сюда, точат когти о выступающие торцы бревен в стенах и лакают воду из текущего на задворках ручья. Нордхеймский конек, смирившийся с необходимостью жить в окружении хищников, топтался в сарае, порой шумно фыркая.

— Что мы будем делать завтра? — спросила девочка не то у самой себя, не то у свернувшегося на траве оборотня. — Куда пойдем?

Гвен неожиданно взвился в воздух, перепугав шарахнувшуюся в сторону Ричильдис. Зверь судорожно вертел мордой по сторонам, скуля и переступая с лапы на лапу. В лесу, темным зловещим массивом покачивающимся за домом, кто-то пронзительно завыл, клич подхватили другие голоса — Дисе показалось, будто она сейчас оглохнет от взлетающего в ночное небо тоскливого звериного вопля. Она хотела убежать в дом и закрыться, подперев дверь чем-нибудь тяжелым, но, как прикованная, не могла двинуться с места. Что-то навалилось на нее, что-то более тяжелое, чем дневная усталость и незаметно подкрадывающийся сон, чему она не знала названия, и даже не могла сказать, опасно оно или нет. У нее кружилась голова, перед глазами мелькали радужные сполохи, порой затмеваемые ослепительно белым сиянием, а потом девочка увидела подернутую утренним туманом лесную поляну и поняла, что стоит на ее краю. Середину открытого пространства занимал выложенный из высоких гранитных валунов круг, а на другой стороне прогалины, пристально смотря на нее, возвышался Зверь — огромный волк, едва не с лошадь ростом, пепельно-серый, с низко опущенной мордой и зелеными искорками глаз. Как ни странно, Дис его не испугалась — чем-то он походил на ее четвероногого приятеля Гвена, разве что размерами был куда крупнее.

— Ты придешь ко мне, — волк приоткрыл пасть, из которой вырвалось облачко дыхания. — Когда-нибудь непременно придешь.

— Я уже пришла, — Ричильдис внезапно захотелось помахать зверюге рукой, чтобы та ее заметила. — Вот же я, смотри!

— Еще нет, — огромная лобастая голова плавно качнулась из стороны в сторону. — Ты только в начале пути. Запомни это место — здесь мы и встретимся. Не бойся опоздать, не бойся сбиться с дороги, иди туда, где всходит солнце.

— А как мне быть сейчас? — крикнула Дис, заметив, что зверь начинает пятиться, постепенно исчезая за деревьями.

— Оставайся там, где ты есть, — туман сгустился, скрывая от нее поляну и молчаливые серые камни. — Жди завтрашнего заката. Уводи Стаю к Полуночи. Приходи ко мне, когда подрастешь.

На замечание «когда подрастешь» девочка обиделась и хотела возмутиться, но тут обнаружилось нечто странное — она уже не сидела на крыльце, а валялась на боку подле него, причем Гвен настойчиво скреб ее лапой по плечу и толкал носом. Ричильдис подняла голову, с трудом смахнула с лица спутанные волосы, запоздало догадавшись, что потеряла сознание. Никаких призрачных огоньков и тяжести больше не было, звери не голосили, как проклятые души, а спать хотелось так, что глаза закрывались сами собой.

* * *

Ворожба, творимая на вершине одной из башен Вольфгардской цитадели, пронизывала весь замок, заставляя стонать камни и влияя даже на самых твердолобых и невосприимчивых к магии обитателей крепости. На следующее утро многие шептались о приснившихся кошмарах, метавшихся по пустынным галереям туманных видениях, сияющих лучах, прорезавших ночное небо, и, наконец, о частично обвалившемся парапете Волчьей башни и клубах едкого дыма, завершивших колдовской обряд.

Обитатель карцера в подвалах замка, коротавший летнюю ночь за довольно тоскливыми размышлениями о своей участи, при некотором усилии мог видеть проводимый ритуал, как наяву.

Вот с углов пентакля сорвались и начали расти, поднимаясь к небу и сплетаясь воедино, трепещущие под нездешними ветрами сверкающие нити Силы — зеленоватая, оранжевая, черная с огненной каймой и бледно-голубая. Опорой им служила яростно сверкающая белизна, исторгаемая той самой загадочной вещью в алмазном ореоле, которую ему довелось увидеть сегодня днем. Колеблющиеся спирали тянулись к звездам, а следом за ними медленно всплывал сыпавший алыми и золотыми искрами шар, похожий на готовое вот-вот раскрыться семя.

Если бы ему удалось проклюнуться, выпустив на свободу таящееся в нем, церемонию можно было бы счесть удачно завершенной… но что-то пошло не так.

Сферу рассекли зловещие черные трещины, она замерцала, как задуваемое сильным ветром пламя, съежилась и померкла. Сотканные из колдовского могущества ленты рассыпались облачками тающих розовых капель, выводившие неслышную человеческому уху мелодию голоса оборвали свою песнь на пронзительно дрожащей скорбной ноте, и магическое сооружение рухнуло под собственной тяжестью.

Окутавшая Вольфгард древняя магия, против которой творилось умершее только что заклятие, осталась непобежденной, по-прежнему неспешно удаляясь в сторону Полуночного Восхода. Должно быть, девочка Ричильдис и подчинившиеся ей скогры бесцельно метались по землям Пограничья — а каких, спрашивается, разумных поступков стоило ожидать от десятилетнего и донельзя избалованного ребенка? Чем она вообще там занимается, эта. Диса Канах? Сидит на пеньке, рыдая в грязный подол? Надо все-таки было плюнуть на вырванное обещание и тайком последовать за ней. Даже если бы она заметила преследователя, вряд ли у маленькой принцессы достало бы духу натравить своих ручных тварей. Поскандалила бы и смирилась, зато Крэган Беспалый из Халоги находился бы на безопасном расстоянии от Вольфгарда, где его жизнь и магический талант слишком часто стали оказываться под угрозой.

Теперь Крэган сообразил, с кем решила столкнуть его судьба во дворе коронного замка Пограничья. Рабирийский выскочка, основатель и содержатель школы последователей учения Равновесия «Сломанный меч» на побережье Хорота, любимчик стареющей королевы Чабелы, вовсю якшавшийся с гулями-кровопийцами. Об этом мрачном типе, его повадках и несговорчивом характере гуляло множество противоречивых слухов, не отрицавших его могущества и вместе с тем свидетельствовавших об открытом нежелании следовать давним традициям, сложившимся в отношениях между различными гильдиями чародеев. Одноглазый магик держался сам по себе, не вмешиваясь в дрязги колдовских сообществ и не поддерживая ни одно из них. Белая Рука пыталась вызнать о нем побольше, особенно не преуспела и сочла, что Хасти — да, верно, он зовет себя Хасти, — пока не представляет опасности.

Возможно, это было правдой. Крэгана же больше волновало другое: ему мимоходом нанесли удар, который он, при всем своем умении, не сумел отразить; его заставили испытать боль и чувство полнейшей беспомощности, и, спрашивается, благодаря кому один из Верховных магов Круга Халоги опять скучает за решеткой? Стража замка очень быстро позабыла былые опасения вызвать неудовольствие Гипербореи и со всем усердием выполнила приказание еще одного чрезмерно самоуверенного типа, к старости еле-еле сумевшего подняться над своей прирожденной дикостью, то бишь Аквилонца.