сказал он, сгружая ношу на стол между блюдами и рюмками. – На ходу я мельком заглянул в дневник, потом остановился, перелистал… Словом, никаких записей в нём нет. Ни одной. Совершенно чистые страницы.

Схватив тетрадь, я быстро раскрыл её и убедился, что Энтони не ошибся. Разлинованные листы были издевательски пусты. Но ведь я же собственными глазами видел, как сотрудник лаборатории делает записи! При этом он раскрыл тетрадь примерно посередине, а значит, дневник заполнен минимум наполовину…

– Бред какой-то… – машинально сказал я.

– Бред, говорите? – переспросил Ходько, покусывая губы. Он встал и, сунув руки в карманы, прошёлся взад-вперёд. – А биокуклы не бред? А исчезновение башни? Все наши здешние перипетии – сплошной бред. И, боюсь, это только начало. По сравнению со всем прочим пропавшие записи – так, мелочь.

Телепин взял со стола диск.

– Надо полагать, тоже всё стёрто, – пробормотал он, подбросив на руке металлический кругляш.

– Можешь не сомневаться, – сказал Ходько, словно фыркнул. – Проверим, само собой, но информации наверняка – ноль целых, хрен десятых. И в информационном блоке… Какой смысл уничтожать записи в дневнике, если останутся сведения на других носителях? Кто-то аккуратно обрубает все подходы к «Наследию», господа. – Остановившись, он окинул нас взглядом и вдруг сказал: – Но какая бы сволочь против нас ни играла, это уж точно не покойная старуха Дженет.

Прозвучало неожиданно, однако в тему. Я и сам сломал голову, пытаясь понять, кто он – наш невидимый враг. О том же самом, уверен, думали и другие. И если кого-то можно исключить из числа подозреваемых, это уже хорошо. Но…

– Обоснуй, – потребовал Телепин.

– Да легко! Сдаётся мне, старуха была не более чем подручной главного противника. Именно потому и рулила монстрами на передовой. Основная же персона командовала откуда-то извне, и связь со старой ведьмой поддерживала дистанционно. Что, заметим, вполне укладывается в мистическую версию врага-колдуна.

Опять же, вычистить дневник и другие носители информации Дженет не могла. О том, что Михал Михалыч захватил вещдоки, она просто не знала – в это время она уже вовсю дирижировала заварухой. Чистку дистанционно выполнил враг-колдун, поддерживающий удалённую связь – очевидно, на ментальном, телепатическом уровне – с кем-то из свидетелей стычки в башне. От него и узнал о вещдоках. Кстати, если не считать Михал Михалыча и Мортона, там всего-то было четыре человека: Грейвс и трое лаборантов. Кто-то из них наверняка – ещё один подручный противника… Но все, мать их растак, исчезли вместе с башней…

Закончил Ходько зубовным скрежетом. Ещё бы! Не исчезни башня с «наследниками», уже было бы кого брать в практическую разработку.

– Всё логично, – оценил я. – Вашу дедукцию, Владимир Анатольевич, лично я поддерживаю. Сможете ли вы ответить ещё на один вопрос?

– Задавайте, попробую.

– Почему мы до сих пор живы?

Полковник опешил. Присутствующие с настороженным интересом переводили взгляды с меня на него. А действительно! Нападение биокукол или монстров при всей опасности всё же оставляли шансы отбиться. Но уж если неведомый враг в состоянии одномоментно, без всякой спецтехники, уничтожить целую башню, то что ему сто́ит ликвидировать кучку людей? Распылить на атомы, обрушить потолок в гостинице, лишить автомобиль с комиссией на полном ходу колёс… да мало ли что ещё. И тем не менее…

– Ну, тут могут быть разные варианты… – начал Ходько, однако договорить не успел, потому что в ресторан вошли мисс Редл и Айрин.

Секретарша выглядела заметно усталой, однако по обыкновению невозмутимой. А вот Айрин была измучена и шла с трудом. Потухший взгляд больших карих глаз без всяких слов говорил, что драматические события долгого и тяжкого дня измотали её. Ходько бросился к женщине, взял под руку и помог сесть.

– Рюмку виски? – участливо спросил Баррет и, не дожидаясь ответа, налил.

Мисс Редл выпила свою порцию залпом и протянула рюмку за второй. Айрин лишь пригубила.

– Ну, что в больнице? Что с человеком? – спросил я нетерпеливо.

– Умер, – бесстрастно сказала мисс Редл.

Владимир Ходько

Кровать под балдахином с красными шёлковыми шторами была уютна и необъятна. На такой бы не одному спать, а с целым гаремом. Но – не спалось. Вот не спалось, и всё. Ворочался на мягчайших хлопковых простынях, считал до тысячи, пил воду – всё без толку. С гаремом было бы веселее… А ведь после такого дня должен спать, как убитый. К тому же встали ни свет ни заря, получив сообщение о самоубийстве Аткинсона…

Слабый свет ночника терялся в просторах комнаты, но с ним спокойнее. Себя не обманешь: какие-то два дня, проведённые в Эйвбери, изрядно потрепали железные нервы, которыми втайне гордился полковник Ходько. Во всяком случае, мысль выключить лампу и остаться один-на-один с ночным мраком вызывала натуральный трепет. Непогода и визг ветра за окном настроение тоже не улучшали. И толку-то, что под роскошной подушкой спрятан пистолет? Оперативная привычка, не более того. Я уже понимал, что жуть происходящих событий пистолетной пулей не одолеть.

Всё здесь странно, всё здесь опасно, всё здесь лежит за гранью привычных представлений о мире. Такое вот место, осенённое мегалитами, чья невероятная древность вызывает оторопь и таит неведомую опасность. Место, где убивают, где люди превращаются в нелюдей, где кошмар становится явью.

Полный тупик. Водоворот событий накрыл с головой. Мы растеряны. Мы просто не готовы к столкновению со сверхъестественным…

Или не тупик?

Перед тем, как разойтись спать, я отвёл Буранова в сторону и тихо спросил: «А что записи Аткинсона? Не стёрты, как дневник?» Я-то видел, что утром Михаил Михайлович изъял какие-то листки из письменного стола покойного директора и спрятал в нагрудный карман пиджака. В ответ Буранов слегка улыбнулся. «В порядке», – лаконично сказал он и тем ограничился. Остаётся предположить, что хитроумный тайный советник сначала хочет разобраться в бумагах сам и лишь затем поделиться полученной информацией. Возможно, записки Аткинсона прольют хоть какой-то свет на происходящие события. Других зацепок я пока не вижу.

Зато я вижу другое. Вернее, ощущаю.

Люди, с которыми свёл Эйвбери, непросты: каждый при внешней открытости что-то скрывает. Взять хотя бы Баррета. Биолог, академик… Почему он из года в год приезжает в Эйвбери? Деревушка отнюдь не курорт, и унылая равнина за околицей уж точно не располагает к туризму. В сущности, если не считать мегалиты, место совершенно заурядное. И получается одно из двух: либо академик никак