что с точки зрения современной науки его можно обвинить в некритическом отношении к источникам, но мы имеем как результат именно исторические труды, а не патриотические сказки.

Но ведь у нас и сегодня многие уверены, что нам независимые интеллектуалы гуманитарии без надобности. Почему? Потому что в сказке жить привычней. Даже в страшной…

Но сказка о Куликовской битве, впрочем, как раз напротив, воодушевляющая. Так может быть и оставить ее в таком случае без разоблачений, раз это один из государствообразующих мифов?

А мы и не будем много о ней говорить. Возьмем пример с ответственного сербского историка Симы Чирковича и тоже назовем только то, что известно наверняка.

Итак, битва была. Русских возглавлял Дмитрий. Ордынцев – Мамай. Победили русские. Собственно, это все.

Прочее, начиная с ее локации и количества участников до причин и значения – предмет дискуссий. Отметим лишь очевидное расхождение с мифом. Дмитрий воевал именно с Мамаем, а не с Ордой. Сарай был к тому времени уже захвачен легитимным царем-чингисидом Тохтамышем.

Он же разбил Мамая окончательно после того, как тот оправился от Куликовского разгрома. Его же люди (или генуэзцы по его приказу) умертвили Мамая.

Из-за чего вообще была битва? Судя по всему, из-за «повышенного тарифа» выплат, который вопреки прежней договоренности установил Мамай. Его можно было понять – нужны деньги на борьбу с Тохтамышем. Но если бы Дмитрий на это пошел, выходит, сыграл бы на руку врагу законного Сарайского владыки.

Даже в целом старающийся придерживаться традиционной версии Николай Борисов делает знаковую оговорку: «Мы готовы согласиться с теми, кто считает, что „розмирие” было вызвано корыстными интересами московской элиты. Но начавшись как „война за деньги”, борьба князя Дмитрия, подчиняясь внутренней логике процесса, постепенно переросла в „войну за принцип”».

Да, с этим тоже можно согласиться, при условии признания того, что «принципы» были в эту историю «внедрены» уже позднее…

Возможно, Дмитрий считал, что Тохтамыш в знак признательности за его борьбу с узурпатором Мамаем или скостит ему дань, или вовсе откажется от ее взимания на какое-то время. Но тот решил внести ясность. И через два года после «Мамаева побоища» разоряет Москву. Дмитрий же, не решаясь вступить в бой с законным царем-чингисидом, отсиживается в Костроме. Тохтамыш его прощает и оставляет великое княжение за ним.

Борисов пишет: «Посла князь великии Дмитреи в Орду ко царю сына своего князя Василья во свое место (вместо себя. – Н. Б.) тягатися о великом княжении с Михаилом князем Тверским». Хан по достоинству оценил этот жест покорности и, как мы знаем, оставил Дмитрия на троне великого князя Владимирского. У этого „добродушия людоеда” была вполне понятная причина. Тохтамыш нуждался в деньгах для новых завоевательных походов, а Дмитрий давно показал себя главным „мытарем” земли Русской».

И тот же исследователь отмечает еще одну очень характерную деталь: «Дмитрий Донской первым из русских князей начал чеканить собственную серебряную монету. Она была „двуименной” и имела на одной стороне надпись арабской вязью с именем хана Тохтамыша, а на другой – имя великого князя». Основа московской власти над Русью – авторитет ордынского царя. Таков итог правления Дмитрия. Костомаров давал ему и вовсе жесткую оценку:

«Княжение Димитрия Донского принадлежит к самым несчастным и печальным эпохам истории многострадального русского народа. Беспрестанные разорения и опустошения то от внешних врагов, то от внутренних усобиц следовали одни за другими в громадных размерах. Московская земля, не считая мелких разорений, была два раза опустошена литовцами, а потом потерпела нашествие Орды Тохтамыша; рязанская – страдала два раза от татар, два раза от москвичей и была приведена в крайнее разорение; тверскую – несколько раз разоряли москвичи; смоленская – терпела и от москвичей, и от литовцев; новгородская – понесла разорение от тверичей и москвичей».

Но что нам за кручина от того, что все эти бедствия факт? Зато Дмитрий создал повод для возведения здания величественного мифа. Это ведь важнее в оптике сказочного мировоззрения, не так ли?

А вот о связи битвы с преподобным Сергием Радонежским поговорим подробнее. Просто потому, что есть тенденция представлять великого русского святого, как некоего «политрука» при князе Дмитрии…

Интересная параллель, обличительное письмо изгнанного Дмитрием митрополита Киприана, в котором он упрекает преподобного Сергия в том, что тот не восстал против княжьего произвола, писано в 1378 году. Ровно в это же время на другом конце Европы святая Екатерина Сиенская бесстрашно сражалась во имя чистоты папства, не боясь ни гнева владык, ни ярости черни.

Однако, они, нельзя не признать, находились в совершенно разных ситуациях. Если в Италии борьба гвельфов и гибеллинов создавала возможность эффективного противостояния светской тирании, то на Руси все было иначе. Говоря о церковном кризисе, виновником которого был Дмитрий, Костомаров отмечает:

«Здесь в первый раз является произвол великого московского князя в духовных делах. Он, как самовластный государь, считает себя вправе выбирать себе по нраву кандидатов в митрополиты, отправлять в заточение, возводить их на кафедру снова, когда захочет почтить своей милостью, и опять подвергать опале».

Да, Московский проект – это чистое гибеллинство, которое окончательно восторжествовало при Иване Грозном, велевшем задушить митрополита Филиппа. Но был ли у нас гвельфизм? Прежде всего, нужно понять, что это отнюдь не синоним клерикализма. Отнюдь не «партия папы», стремящаяся к утверждению его безоговорочной власти как в духовной, так и в светской сферах. Флоренция, самый, наверное, гвельфский город, не раз вступала в конфликты с папами, в том числе, вооруженные.

Так что же это тогда? Давайте вспомним, что говорил о гвельфах первый «политтехнолог» Никколо Макиавелли: «Все эти дела совершены были по совету гвельфов, более могущественных, чем гибеллины, которых народ ненавидел за их заносчивое поведение в то время, когда они правили во Флоренции под эгидой Фридриха II: партию церкви флорентийцы вообще больше любили, чем партию императора, ибо с помощью папства надеялись сохранить свободу, под властью же императора опасались ее утратить».

То есть гвельфы выступали за независимые республики, объединенные лишь духовным фактором. И именно таково было, кстати, устройство домонгольской Руси. Она была землей городов-государств, которые объединяла православная вера. А своего рода верховным арбитром, независимым от светской власти, был митрополит, поставленный из Константинополя. Ордынский порядок, утвердившийся на четверть тысячелетия на Руси, разрушил эту систему, оставив лишь один ее островок – вольный Новгород – чисто гвельфское образование – республика, с архиепископом, верховным арбитром. Торжество гибеллинства при Грозном было ознаменовано тотальным террором против остатков поверженного еще его дедом новгородского гвельфизма.

И тем не менее, преподобный Сергий вовсе не собирался мириться с самоуправством князя в духовной сфере. Недаром Киприан писал именно ему, надеясь на поддержку, и она была