– И умная.

– Упертая, как дохлый осел.

– Веселая.

– Вредная. Как сто бдыщевых хвостов.

– И милая.

– Совершенно невыносимая.

– Невыносимая, но только самую малость.

– Целиком.

– Иногда.

– Всегда.

Тахар хмыкнул:

– Тогда чего ты яришься?

Элай фыркнул и отвернулся, поперебирал ватрушки на одном блюде, блины на другом. Помялся, глядя на площадь, поворошил волосы, подергал себя за ухо и встал:

– Нет, Тахар, я решил, что мы оставим эту заразу себе.

Маг потянул эльфа за рукав, заставляя его сесть обратно:

– Элай, не дури. Пусть развлекается.

Друг выдернул рукав и переступил через скамью:

– Ни за что на свете. Я должен вернуть ее назад, чтобы спасти несчастного тупого горожанина от этой напасти.

Тахар смотрел Элаю в спину задумчиво и качал головой.

Орчиха, делавшая вид, что не прислушивается к разговору, издала трубное «хо-хо-о!»

– Вот и я про то же, – вздохнул маг и налил себе сидра.

* * *

Первым, что почувствовал Элай, проснувшись, была трещина вдоль головы, которая с каждым ударом сердца становилась шире, пока голова не распалась пополам, а половины ее укатились далеко-далеко друг от друга. Распухший от жажды язык оказался слишком тяжелым, чтобы последовать за одной из половин, и остался лежать на полу.

Почему. Мой друг маг. Не целитель. Почему, Божиня?

Потом Элай понял, что ему тепло и уютно, даже несмотря на расколовшуюся голову. Теплее и уютнее, чем обычно.

Он медленно приоткрыл один глаз, затем так же медленно закрыл и принялся думать. Во-первых, голова, как оказалось, не лопнула и сей вздох с перепугу даже стала меньше болеть. Пожалуй, можно открыть оба глаза и не умереть. Во-вторых, эльф понятия не имел, есть ли рядом Тахар, и можно ли у него поклянчить водички.

Потому что у себя под боком Элай обнаружил Алеру, и ее волосы закрывали все вокруг. Он увидел только часть стропил, по которым стало понятно, что спали они на чердаке, а судя по не отдавленным ребрам, чердак был устлан чем-то мягким.

Половинки головы прикатились обратно друг к другу и начали понемногу срастаться, заодно сшивая память о вчерашней ночи.

…Отблески костров у помоста, со всех сторон несущийся смех, горящие глаза.

– Не блажи, Аль. Вернемся.

– С чего вдруг?

– С того, что тебе уже надоело. Я вижу.

– А ты можешь предложить мне взамен что-нибудь получше?

– Ха. А чего ты хочешь?

Восторженные вопли с помоста, плеск, грохот: кто-то совершил невозможное и выловил яблоко.

– Вообще-то, я хочу честного ответа на один вопрос.

– На какой еще вопрос?

– Я пока не решила.

– Тогда зачем хочешь?

– Не знаю, зачем, но точно знаю, что хочу.

– Значит, спросишь.

– А ты ответишь.

– Отвечу. Это все? Идем.

– Ты иди, я догоню.

Развеселая толпа, плотно обступившая помост. Наместник, восторженно что-то кричащий. Белые козлята, затесавшиеся в людской поток, носящиеся под ногами с истошным меканьем. Крепко сцепленные руки, чтобы не затеряться в пестром водовороте. Еще какое-то состязание, треньканье лютни. Еще один козленок, с разбегу боднувший Алеру под колени. Ее смех, растрепавшиеся волосы, коснувшиеся его щеки губы – почти возле уголка рта. Вновь пущенные Тахаром над толпой зеленые светляки. Шествие, двинувшееся с чучелом за ворота. А потом – стол, лавка и жадно осушенная кружка сидра…

Завершение праздника и явление этого самого чердака потерялись на той стороне провала с вязким серым туманом.

Не открывая глаз, очень медленно, заранее смирившись с любым исходом, Элай просунул руку под одеяло. Нащупал на себе штаны, потрогал Ал еру за что подвернулось. «Что подвернулось» оказалось в рубашке. Элай выдохнул.

Праздник, демон его забодай.

Алера во сне вздохнула, чуть выгнула спину, повернула голову, и эльф вдруг понял, что как-то незаметно увлекся изучением подвернувшегося. С некоторым сожалением убрал руку, медленно вытащил из-под головы Алеры вторую и осторожно сел.

Чтобы тут же встретиться взглядом с Тахаром, попивавшим холодный квас.

– Ты что творишь, зараза ушастая? – тихо спросил маг.

Глаза у него были красными, не то с похмелья, не то от возмущения только что увиденным. Эльф потер виски, не ответил.

Тахар подошел, поставил рядом кувшин. Элай присосался к квасу, мыча что-то в знак глубочайшей благодарности.

– Бочка с водой в углу, – буркнул Тахар. – Можешь умыться.

Эльф печально булькнул квасом. Маг принялся расталкивать Алеру.

До полудня проехали едва ли больше трех переходов.

Друзья отчаянно зевали и с отвращением пялились на дорогу несчастными покрасневшими глазами. Лошадям, кажется, вчера тоже плеснули сидра: плелись они неспешным шагом, отрешенно свесив головы. Впрочем, если бы они двигались быстрее, путники бы, пожалуй, свалились и остались лежать на дороге.

Путь в этом месте был исключительно заунывен: небольшие зеленые холмы один за другим, спуск-подъем, спуск-подъем. Радостно и звонко, словно издеваясь, щебетали птицы. Оглушительно трещали кузнечики. Убийственным жаром облизывали воздух солнечные лучи.

Заметив, что очередной холм скатывается в небольшое озерцо, путники с молчаливого согласия друг друга развернули коней. Те, почуяв воду, пошли бодрее, фыркали, шевелили ушами.

У берега рос ивняк – молодой и чахлый, но дающий хоть какую-то тень. Элай со стоном сполз с лошади, сделал несколько шагов и растянулся на траве. Алера направилась к озеру, с трудом переставляя ноги.

Постояла, глядя в прозрачную воду, и принялась раздеваться.

Тахар помедлил, будто бы изучая полянку, краем глаза проследил за Алерой. Под одеждой у нее обнаружилось совершенно не дорожное безобразие из кружавчиков. Почему-то каждый раз, когда Алере доводилось раздеваться поблизости, на ней оказывалось что-то подобное. И охота таскать это дорогущее дырчатое непотребство под походной одеждой! Натирает же, наверное, да еще изнашивается почем зря, а стоит такое удовольствие немало: дриадами плетеное, из самого Даэли везенное…

Непотребство, впрочем, выглядело каким угодно, но не изношенным, а будто только с ткацкого станка снятым – или на чем там дриады плетут кружева прямо на ветках деревьев пряльных пород?