Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И первый жандарм его императорского величества сдался.
— Дайте перо и бумагу, — глухо проронил он. — Я нарисую схему.
Рождественский кинулся к столу и схватил какую-то прокламацию. Следом подал Васильеву огрызок копировального карандаша.
Химический грифель сноровисто клал линии на серую бумагу листовки. Уверенные штрихи складывались в карту Александровского парка.
«Господи, — подумал Рождественский и посмотрел в окно. — Когда же кончится этот бесконечный день?»
За высокими темными стеклами трепетали рукотворные зарницы. Это полыхало на другом конце Таврического сада здание Петроградского губернского жандармского управления.
Российская империя, Петроград, март 1917 года
Вагон третьего класса напоминал конюшню и устройством, и заполнявшим его запахом. Одуревшие от духоты люди плотно набили своими телами похожие на стойла помещения. В воздухе пахло табаком, луком и застарелым потом. Смесь человеческих миазмов не могла одолеть неизбывную вонь перегара.
Путешествие подходило к концу. Мучиться на жестких сидениях оставалось не более трех часов. Бессонов закрыл глаза и склонил голову набок.
Поначалу он сетовал на доставшееся место — прямо у прохода. Снующие туда-сюда суетливые попутчики все норовили задеть его локтем или громоздкой поклажей. Теперь же Евгений Степанович благодарил фортуну: когда открывалась дверь в тамбур, в застоявшемся воздухе образовывалось хоть какое-то шевеление.
Бессонов вслушивался в стук колес и пытался отвлечься от навязчивых мыслей. Телеграмма, присланная из Петрограда, выбила его из колеи.
Шломо воспользовался давно позабытым кодом. Старинный друг угодил в неприятности. Ко всему ему понадобился «жорж».
В проход заструилась новая порция воздуха. Кто-то открыл дверь в вагон.
— Граждане проезжающие! — засипел пропитой голос. — Будьте любезны сдать кошельки!
Бессонов открыл глаза. У дверей в тамбур дымил цыгаркой верзила в распахнутой шинели. Левый суконный борт топорщило что-то продолговатое.
— Не стесняйся, народ! — подбадривал налетчик. — На нужды революции собираем!
Из-за бугая вынырнул второй подельник. Совсем еще молодой, вертлявый и тощий. В руках он держал битый молью заячий треух.
— Это кто ж это тебя уполномочил? — встал было с места похожий на конторскую крысу мужичонка и тут же схватился за лицо, получив по сусалам.
— Тебе мандат показать? — пыхнул ему в лицо дымом бугай. — На-ка, глянь!
Из-под шинели вынырнул обрез винтовки. Головорез дернул затвор.
— Давайте без припадков, граждане! — снова просипел на весь вагон налетчик. — Скидывайте деньгу, и разойдемся полюбовно!
Мальчуган зашустрил по проходу. В подставленный треух полетели кошельки и бумажники. Здоровяк, хлопая оружием по ладони, топал следом.
До того как провонявшая кислым ушанка оказалась перед Бессоновым, он успел расстегнуть саквояж и запустить туда руку. Колючая деревянная рукоять парабеллума удобно легла в ладонь.
— Боюсь, мой юный друг, — кончиками губ улыбнулся Евгений Степанович, — я вынужден отказаться от вклада в революцию.
Под янтарным взглядом Бессонова парнишка перестал ухмыляться.
— Что там, Колюня? — подоспел старший и навис над Евгением. — Ерепенимся? — криво спиленный ствол обреза ткнул Бессонова в грудь. — Ты ридикюльчик-то распахни, дядя! Поглядим, что у тебя там, а?
— Шломо опечалится, — прошептал Бессонов и снял люгер с предохранителя.
— Ты чего там гундишь, плешивый? — наклонился верзила.
Вдруг за его спиной мелькнула темная фигура. Незнакомец коротко ударил сверху вниз, и налетчик без звука повалился на пол.
— А ну брось шапку. — Молодой человек в коротком черном пальто, явно перешитом из матросского бушлата, повернулся ко второму грабителю.
Тот по-крысиному оскалился и выставил вперед финку.
— И свинокол брось! — хрустнул наганом нежданный избавитель. — Ну?
Кончик ножа заплясал ходуном. Пацаненок облизал губы. Взгляд его метался от револьвера к лежащему ничком подельнику и обратно.
Неизвестный благодетель ухмыльнулся и задрал револьвер в потолок. От выстрела у Бессонова зазвенело в ушах. Взвизгнули бабы.
— Ну, пшел, салага! — задорно гаркнул борец с бандитизмом и снова навел оружие на растерявшегося налетчика.
Нервы того дрогнули. Бросив нож и добычу, парнишка задал стрекача. Вслед ему летел залихватский посвист победителя.
— Разбирай наличность, граждане! — хохотнул молодой человек.
В вагоне поднялся гомон и суета. Ограбленные попутчики кинулись за своими кошельками.
— Подсоби. — Избавитель белозубо осклабился Бессонову, подхватил с пола обрез и уцепил верзилу за ворот шинели. — Ссадим пассажира, пока не оклемался.
Зажав саквояж под мышкой, Евгений Степанович взял того за ноги.
В два приема они выволокли налетчика в тамбур. Незнакомец повозился с дверью и широко ее распахнул. Ветер тут же швырнул ему в лицо пригоршню снега.
— Нужен? — Парень утерся рукавом и взвесил на ладони обрез.
Бессонов помотал головой. Оружие полетело в дверной проем.
— Ну-ка. — Незнакомец подтащил к выходу обмякшее тело. Схватился за поручни и замахнулся ногой.
Светильник в тамбуре мигнул.
— Не бери греха на душу, — остановил его Бессонов. — Убьется еще. Сейчас тормозить будем.
— А ты участливый, — хмыкнул молодой человек. — А я вот эту нелюдь не выношу. И босяка мелкого с пути истинного сбил, гнида. — Он поддел носком сапога бандита. Но выкидывать на полном ходу из поезда все же не стал.
— Участливый, — ухмыльнулся Бессонов. — А сам чего? Не сиделось спокойно?
— Воспитан так, — пожал плечами незнакомец.
— Быть в состоянии действовать — это быть обязанным действовать, — процитировал Бессонов.
Парень удивленно распахнул глаза и смущенно улыбнулся:
— Читали труды князя Кропоткина?
— С Петром Алексеевичем был знаком лично, — не смог удержаться от похвальбы Бессонов.
— Железняков. Анатолий, — протянул широкую ладонь парень. И гордо добавил: — Анархокоммунист.
— Евгений Бессонов. Можно — Бес, — закинул удочку Бессонов и в ожидании прищурился. Ожидания не оправдались. Новое поколение плохо знало историю движения и его легенды.
Паровоз и в самом деле сбавил ход. Железняков высунулся наружу, а потом столкнул налетчика с поезда. Тот кубарем покатился по откосу заснеженной насыпи.