«Геройская защита Севастополя, – писал он в приказе по флоту, – в которой семья моряков принимает такое славное участие, была поводом к беспримерной милости Монарха ко мне, как старшему в ней.

Высочайшим приказом от 27 минувшего марта я произведен в адмиралы. Завидная участь иметь под своим начальством подчиненных, украшающих начальника своими доблестями, выпала на меня.

Я надеюсь, что гг. адмиралы, капитаны и офицеры дозволят мне здесь выразить искренность моей признательности сознанием, что, геройски отстаивая драгоценный для Государя и России Севастополь, они доставили мне милость незаслуженную.

Матросы! мне ли говорить вам о ваших подвигах на защиту родного нам Севастополя и флота! Я с юных лет был постоянно свидетелем ваших трудов и готовности умереть по первому приказанию; мы сдружились давно; я горжусь вами с детства. Отстоим Севастополь, и, если Богу и Императору будет угодно, вы доставите мне случай носить мой флаг на грот-брам-стеньге с той же честью, с какой я носил его, благодаря вам, и под другими клотиками; вы оправдаете доверие и заботы о нас Государя и генерал-адмирала и убедите врагов православия, что на бастионах Севастополя мы не забыли морского дела, а только укрепили одушевление и дисциплину, всегда украшавшие черноморских моряков».

Бой в ложементах 19 апреля. – Праздник Охотского полка. – Усиление гарнизона новыми полками. – Прибытие в Крым французских резервов и корпуса сардинцев. – Назначение генерала Полисье французским главнокомандующим

Подвигаясь своими подступами к редуту Шварца, находившемуся между 4-м и 5-м бастионами, французы, подавшись далеко вперед, стали угрожать флангам и даже тылу 4-го бастиона. Чтобы остановить их работы, решено было устроить несколько передовых ложементов с тем, чтобы соединить их потом в одну общую траншею.

Для исполнения этой работы было назначено семь батальонов: 2 батальона Суздальского, 3 батальона Екатеринбургского и 2 Волынского полков. Общее начальство над ними поручено было генерал-майору Хрущеву.

С наступлением вечера 11 апреля войска были выведены на назначенные им места: суздальцы начали работу, екатеринбуржцы и волынцы составляли их прикрытие. Темнота ночи способствовала скрытности работ. Французы заметили их только тогда, когда рабочие достаточно прикрылись, и хотя неприятельские стрелки тотчас же открыли ружейный огонь, не прерывавшийся в течение всей ночи, но работа шла весьма успешно. К утру явились четыре ложемента, на 40 человек стрелков каждый. Ложементы эти были тотчас же заняты нашими стрелками, открывшими огонь по неприятельским траншеям.

На следующий день с наступлением вечера для окончания работ были назначены два батальона Суздальского, три Екатеринбургского и два Алексопольского полков. Едва только наши войска стали подходить к ложементам, как французы, сделав залп из ружей, выскочили из траншей и заняли ложементы. Екатеринбуржцы ударили в штыки и вытеснили оттуда французов, а суздальцы продолжали работу под сильным огнем неприятеля. 19 апреля ложементы эти были соединены общей траншеей, имели 250 саженей длины и могли поместить целый батальон. В ложементах были поставлены 9 мортир, которые вместе со стрелками не переставали тревожить неприятеля.

С наступлением сумерек 19 апреля для окончания работ в ложементах было назначено два батальона Волынского полка под прикрытием двух батальонов Углицкого. Около 10 часов вечера французы атаковали наших рабочих. Неприятель пошел тремя колоннами, из которых две обошли с флангов, а другая ударила с фронта. Пользуясь темнотой ночи, французы тихо приблизились к ложементам, обогнули правый фланг траншеи, зашли в тыл и без выстрела пошли на штыки. Углицкий полк принял сначала французов за своих и хотя скоро заметил ошибку, но было уже поздно: стремительный натиск неприятеля с трех сторон решил дело. Углицкие батальоны отступили, и траншеи достались неприятелю. Работавшие в траншеях волынцы, схватив ружья, составленные в козлы, пытались было броситься в штыки, но были смяты отступавшими углицкими батальонами. Неприятель тотчас же стал переделывать ложементы в свою пользу.

С приобретением этих ложементов французы занимались возведением новых батарей почти по всей оборонительной линии. Для воспрепятствования этим работам защитники города ежедневно делали вылазки, имевшие целью уничтожить работы неприятеля. Каждый день с наступлением сумерек из разных пунктов оборонительной линии выходили охотники, бросались в траншеи и бились насмерть, оспаривая каждый шаг родной земли. Здесь сходились обе стороны лицом к лицу, грудь с грудью, на штыки и сабли: смерть от холодного оружия присоединялась к реющей смерти от свинца и чугуна. Это был ряд геройских подвигов, совершенных в темноте, следовательно, без всякой претензии на известность, подвигов, оставшихся в неизвестности, но полезных для обороны и гибельных для врага.

Усиленная деятельность атакующего вызвала такую же и со стороны обороняющегося, который также строил новые батареи, усиливал уже существовавшие, очищал места и проводил дороги для более удобного движения подкреплениям и резервам и, наконец, окончил устройство моста через Южную бухту для свободного сообщения между городом и Корабельной стороной.

Беспрерывные земляные работы и постоянное сторожевое положение под огнем неприятеля до чрезвычайности изнуряло солдат. Для облегчения их трудной службы полкам давался по очереди отдых. В конце апреля месяца такая очередь выпала на долю Охотского полка, бывшего безвыходно в Севастополе со времени прихода в Крым. Храбрые охотцы просили позволения не ходить на Северную и предпочли отдохнуть на Корабельной, позади родного им 3-го бастиона, в морских госпиталях близ Александровских казарм.

Наступала весна. Проливной дождь, шедший беспрерывно в течение трех суток с 27 по 30 апреля, произвел благотворное влияние на южную почву: все оживилось и зацвело. Екатерининская улица сделалась натуральным бульваром. По обеим сторонам ее зеленели деревья, кое-где видны были садики, обнесенные небольшими палисадничками. Стены полуразрушенных домов, разбитые колонны, балконы и навесы обвились вьющейся зеленью лоз и винограда. С появлением весны стало привольнее и веселее всем, заключенным в осажденном городе. Рокот выстрелов, казалось, отдавался не так угрюмо. Ясные теплые дни манили на воздух. На Городской стороне, на бульваре, примыкавшем к памятнику Казарского, устроились постоянные гулянья и играла музыка; на Корабельной стороне играл другой хор – на Владимирской площади. Разнородный люд спешил к этим двум центрам, и гулянья делались самыми оживленными. Здесь перемешивались все чины, но никто не унывал, несмотря на тягость осады и на огромные потери.

Расположившись за третьим бастионом, охотцы отдыхали от понесенных трудов. Первого мая им кончался срок полугодичного пребывания на передовых линиях осажденного города. Легко произнести «полгода», но нелегко было охотцам прожить шесть месяцев на бастионах севастопольских. В течение этого времени многих не стало, много седины прибавилось у одного, сколько недугов досталось на долю другого, иной похудел, и все до единого перенесли много трудов и лишений.