Затем жезл российского фельдмаршала, видно, переходил из рук в руки всевозможным антикварам, пока не оказался в октябре 2004 года на нью-йоркском аукционе «Кристи». Покупатели отчаянно торговались за редкостную вещь, и стартовая цена от 100 тысяч долларов возросла вдевятеро, пока резкий звук молотка оборвался при баснословной сумме в 904 тысячи долларов. И канул бы этот жезл в неизвестность, если бы не предпринял отчаянные усилия по возвращению исторической вещи на родину Российский национальный музей и не выкупил его через полгода у счастливого владельца.[302]

После смерти Юлиуса Кейбеля дело продолжал его сын Альберт-Константин, в 1881 году выполнивший «урок на звание мастера» и уплативший пошлину в 631 рубль. В 1891 году, в связи со специализацией фамильной мастерской, именно «золотых дел мастеру Кейбелю» доверили изготовление для нужд Кабинета «по особому образцу» целой серии знаков ордена Св. Апостола Андрея Первозванного «без бриллиантовых украшений, для нехристиан». Однако всё чаще право на исполнение заказов для Капитула царско-императорских орденов перехватывала у Кейбеля фирма «Эдуард», а вскоре долголетнее и чрезвычайно выгодное сотрудничество со всесильным ведомством и вовсе прекратилось. Тем не менее, ещё в 1905 году Альберт Юльевич Кейбель выполнил для Капитула 73 % всех знаков, в то время как на долю Д.Э. Дитвальда, владельца фирмы «Эдуард», пришлось лишь 20 %, а А.К. Адлер, хозяин предприятия «Д. Осипов», удовольствовался исполнением около 7 % заказов.[303]

В конце последнего десятилетия XIX века дела внука Иоганна-Вильгельма, вероятно, пошатнулись, в 1900 году Альберт-Константин Кейбель уже числился купцом лишь второй гильдии,[304] а после его смерти в 1910 году просуществовавшая немногим более века фирма «Кейбель» окончательно прекратила своё существование.[305]

Столичным ювелирам всегда хватало работы. Ведь даже в середине XIX века Дюма-отец, побывав в России, восхищался: «Русские мастера – лучшие оправщики драгоценных камней в мире, никто лучше них не владеет искусством оправки бриллиантов». Да это и неудивительно.

Почти век, вплоть до революционных потрясений и конфискаций, в Петербурге и в Москве работали ювелирные фирмы, принадлежавшие членам семьи Болин. Фамилия «Bolin» этих выходцев из Швеции, произносящаяся на родном языке «Булин», своим происхождением обязана предкам-мореходам. Ведь «булинем» называли «снасть на парусном судне для оттяжки шкаторины паруса к ветру. Судно на булинях идёт в бейдевинд, а с опущенными – плывёт без руля и без ветрил».[306]

В апреле 1831 года потерпел крушение в Ла-Манше корабль Юнаса-Вильгельма Болина. Ценный груз отправился на дно, а все люди, включая капитана-владельца и его 24-летнего сына, погибли в волнах. Из-за этой катастрофы большая зажиточная семья Юнаса-Вильгельма Болина разорилась. Несчастной вдове Шарлоте-Вильгельмине, почти чудом сохранившей небольшую усадьбу в Стокгольме, надо было поднимать младших детей.

Третий сын Карл-Эдуард (03.08.1805–29.01.1864), выучившийся бухгалтерскому делу, решил искать фортуны в России, чтобы помочь матери и оставшимся десяти братьям и сёстрам. Сначала он безуспешно пытался устроиться по профессии в Борго (где записался в купеческое сословие) или в Гельсингфорсе. Не преуспев в делах, молодой бухгалтер переезжает из Великого Княжества Финляндского в Петербург, где вскоре становится компаньоном ювелира Готтлиба-Эрнста Яна, а в 1834 году – и его шурином, так как хорошо воспитанный, обладавший немалыми музыкальными способностями и приятным голосом красавец-швед сумел пленить своей особой Катерину-Эрнестину Рёмплер и взять её в жёны.

После безвременной и трагической гибели Яна фирма тем не менее продолжала своё существование, и последний раз её название «Ян и Болин» (с примечанием в скобках: «бывший Рёмплер») упоминалось в 1854 году в Адресной книге Петербурга.[307]

В 1839 году Карл-Эдуард Болин и его невестка удостоились звания «Придворных Ювелиров и Поставщиков Императорского Двора», так как «отец и муж Софии Ян, равно как она сама и зять её Болин действительно делали для Кабинета и для Ея Величества более двадцати лет разные бриллиантовые вещи, которые были выполняемы ими с изящностью, отличным тщанием и чистотою, так что в течение означенного времени не было причины оставаться ими недовольными».[308] Отныне преемники дела мастера Рёмплера смогли помещать на своих вывесках и изделиях изображение российского государственного герба.

Правда, ради обретения права именоваться Поставщиком Высочайшего Двора Болину пришлось перейти в русское подданство. Однако членов его семьи сочли наследственными русскими гражданами лишь в 1862 году благодаря тому, что их отец «всё это время надлежащим образом исполнял свои обязательства, перед Короной, не подвергался банкротству и не обвинялся в каком-либо преступлении», да к тому же давал деньги на благотворительность.[309] С 1851 по 1864 годы Карл Болин, служа оценщиком Кабинета, вместе с Брейтфусом и Зефтигеном участвовал в проверке и оценке коронных бриллиантов. За ревностное отношение к работе он в 1846 году получил золотую медаль с надписью «За усердие» для ношения на шее на Аннинской ленте, а в 1857 году удостоился такой же медали, но уже на Владимирской ленте.[310]

Ему поручаются ответственные заказы. При бракосочетании великого князя Константина Николаевича с великой княгиней Александрой Иосифовной Карл Болин нанизывал на брачную корону невесты казённые бриллианты, делал он бриллиантовые серьги и брошь с аметистом для самой императрицы, исправлял вещи к свадьбе великой княжны Екатерины Михайловны, а также непрерывно создавал унизанные бесчисленными алмазами, жемчугами, изумрудами и прочими каменьями различные диадемы, броши, браслеты, кулоны, аграфы, сен-сесили, табакерки, кресты, золотые часы.