Что такого особенного в этом никчемном Гоме?

Думай, Элли.

Перед глазами снова встала Лиз Стрэттон в тот момент, когда телохранители уже тащили ее в машину. Выражение покорности на лице. Как будто она знала, что они уже не встретятся. И ее последние слова. «Вы же эксперт. Как по-вашему, почему он называет себя доктором Гаше?»

Вы же эксперт. Как по-вашему, почему он называет себя доктором Гаше?

Конечно, ключ — в имени.

Доктор Гаше.

Элли оттолкнулась от стола. Разумеется, слухов хватало всегда. В том числе и тех, что имели отношение к Ван Гогу. Но ничего так и не выплыло. Ни из запасников самого художника. Ни тогда, когда его брат начал распродавать работы. Ни после смерти патронов Винсента, Танги и Бонже.

На обложку одной из книг был вынесен знаменитый портрет доктора. Элли пододвинула ее поближе и уставилась в пронзительно-печальные голубые глаза.

Ради этого, наверное, стоило бы и убить.

Неожиданно для себя она поняла, что разговаривает не с теми людьми и смотрит не в те книги.

Перед ней лежал всемирно известный портрет работы Ван Гога.

Да, она размышляла над жизнью не того художника.

— Готов? — спросила Элли, передавая телефон.

Я кивнул с самым серьезным видом, как будто получил пистолет, из которого мне предстояло стрелять в кого-то. Во рту пересохло, но это не имело никакого значения. Я собирался сделать то, о чем мечтал с того самого мгновения, как в последний раз услышал голос Ди, а потом, час спустя, узнал, что Тесс и мои друзья убиты.

— Да, готов. — Я опустился на стул.

Мы знали — разговаривать Стрэттон будет. Я не сомневался, что пульс у него подскочит сразу, как только он узнает, кто звонит. Миллионер уверен, что картина у меня. Ради нее он убивал, и, следовательно, мы имеем дело с человеком, исходившим из предположения, что чутье его не подводит. Я набрал номер. Откинулся на спинку. Затаил дыхание. Ответила служанка.

— Денниса Стрэттона, пожалуйста.

Я назвал себя, и она отправилась на поиски хозяина. Скоро все кончится, говорил я себе. Нужно только выполнить свой долг. Перед Дейвом. Перед Микки, Бобби, Барни и Ди. Перед Тесс.

— Итак, знаменитый Нед Келли, — начал Стрэттон, беря наконец трубку. — У меня мало времени. Чем могу быть полезен?

Я еще ни разу не разговаривал с ним напрямую и не собирался отвлекаться на пустую болтовню, а потому сразу перешел к делу:

— Она у меня, Стрэттон.

— Что, мистер Келли? Что у вас?

— То, что вы ищете. То, что вам нужно. Вы были правы, я все время держал ее при себе. Гоме.

Пауза. Стрэттон явно решал, как вести себя дальше. Говорю ли я правду или блефую? Может быть, подставляю?

— Где вы, мистер Келли?

— Где я? — Вопрос застал меня врасплох.

— Да, где вы? Откуда звоните? Или вопрос слишком труден?

— Достаточно близко. Это не важно. Важно то, что ваша картина у меня.

— Достаточно близко, вот как? Давайте-ка проверим ваше заявление. Знаете «Чак и Хэролдс»?

— Конечно. — Я растерянно взглянул на Элли. Разговор пошел не так, как мы планировали. «Чак и Хэролдс» — популярная пивная на одной из центральных улиц Палм-Бич.

— Там есть телефон. Возле мужского туалета. Я позвоню туда, скажем, через… четыре минуты. Ровно через четыре минуты, мистер Келли. Как это вам? Достаточно близко? Уверен, когда телефон позвонит, трубку снимете вы. И посторонних там не будет.

— Не уверен, что успею. — Я бросил взгляд на часы.

— Постарайтесь, мистер Келли. Осталось три минуты и пятьдесят секунд, так что если хотите обсудить это дело, поторопитесь. Я бы на вашем месте времени не терял.

Я положил трубку и торопливо взглянул на Элли.

— Беги, — сказала она.

Я пробежал по дому, спустился в передний дворик и запрыгнул в служебную машину Элли. Она и еще два агента ФБР уже занимали места во втором автомобиле. Я дал газ, вылетел за ворота, развернулся по широкой дуге и помчался по Каунти. Шесть или семь кварталов до Поинсианы, поворот направо и… Я едва успел сбросить скорость. Взвизгнули тормоза.

Выскакивая из машины, я успел посмотреть на часы. Почти четыре минуты. Бывать в баре доводилось, так что дорогу к мужскому туалету спрашивать не пришлось.

Я был футах в десяти от него, когда зазвонил телефон. Рывок — и трубка в руке.

— Стрэттон?

— Вижу, изобретательности вам не занимать, — похвалил миллионер. Похоже, такие забавы ему нравились. — Итак, мистер Келли, в деле только двое. Вы и я. Не хочу, чтобы нас слушал кто-то посторонний. Вы говорили что-то о некоей картине Анри Гоме, не так ли? Поясните, что именно вы имеете в виду?

— Я уже подумывал передать ее полиции. Не сомневаюсь, им было бы интересно на нее взглянуть. — Стрэттон молчал. — Или мы могли бы договориться. Заключить сделку.

— Не в моих правилах, мистер Келли, вести дела с людьми, подозреваемыми в убийстве.

— В таком случае у нас есть кое-что общее. Я тоже предпочитаю обходить таких стороной.

— Похвально, — усмехнулся Стрэттон. — И что же заставило вас сделать исключение в данном случае?

— Не знаю. Наверное, становлюсь сентиментальным. Слышал, она очень нравилась вашей супруге.

Похоже, ему стало не до шуток.

— Я ищу картину Анри Гоме. Вы можете доказать, что у вас именно то, что мне нужно?

— Конечно. Прачка смотрит в зеркало над раковиной. На ней белый фартук. — Заглянуть в полицейский отчет мог любой, поэтому такое описание не могло послужить надежным доказательством. — Картина висела в холле возле спальни. По крайней мере в тот вечер, когда вы убили моих друзей.

— Вы хотели сказать, мистер Келли, в тот вечер, когда они обокрали меня. Какая рама?

— Золоченая. Старая. С филигранным ободком.

— Поверните ее. На обратной стороне что-нибудь написано?

— С собой у меня ее нет. Не забывайте, я в «Чаке и Хэролдсе».

— Вы меня разочаровываете, мистер Келли. Разговор у нас серьезный, и я не сомневаюсь, что вы к нему подготовились.

— Надпись на обороте есть. — Я знал, что должен предъявить что-то весомое. — «Лиз. На вечную любовь. Деннис». Очень трогательно. Просто до слез пробирает.

— Обойдемся без ваших комментариев, мистер Келли.

— А почему бы и нет? Рассматривайте их как приложение к картине. Цена та же.

— Не очень-то умная стратегия, мистер Келли, раздражать покупателя. Ну хорошо. Вы говорили о цене… О какой сумме может идти речь?