— Почему у вас «монте-карло»? — спросил Роберт. — То есть я хочу сказать, при вашем-то положении вы могли выбрать какую угодно модель, а взяли «монте-карло»…

— Она спортивная и в то же время практичная. И потом, мне нравится ее дизайн.

— Мне тоже! В прошлом году я чуть не сломался и не купил!

— Почему же не купили?

— Жена не захотела.

— Надо было сперва купить, а потом уже спрашивать ее мнение.

Роберт расхохотался; этот Квеберт, оказывается, совсем простой, приветливый, а главное, очень симпатичный. В эту минуту на крыльцо выкатилась Тамара, неся в руках то, за чем она бегала в супермаркет: блюдо с нарезанным салом и колбасами. «Добрый день, мистер Квеберт! — заголосила она. — Добро пожаловать! Хотите свининки?» Гарри поздоровался и взял ветчины. При виде гостя, жующего ветчину, ее охватило сладостное чувство облегчения. Идеальный мужчина — и не негр, и не еврей.

Придя в себя, она обнаружила, что Роберт снял галстук и что мужчины пьют пиво прямо из бутылки.

— Чем это вы занимаетесь? Вы не пьете шампанское? А ты, Роберт, почему такой расхристанный?

— Мне жарко! — жалобно отозвался Боббо.

— А я больше люблю пиво, — объяснил Гарри.

И тут вышла Дженни в своем вечернем платье — чересчур нарядная, но обворожительная.

В это самое время в доме на Террас-авеню, 245, преподобный Келлерган, войдя в комнату дочери, застал ее в слезах.

— Что случилось, моя милая?

— О, папа, мне так грустно…

— Почему?

— Из-за мамы…

— Не говори так…

Нола сидела на полу с заплаканными глазами. Преподобному стало ее очень жаль.

— А давай пойдем в кино? — предложил он, чтобы ее утешить. — Ты, я и огромный пакет попкорна! Сеанс в четыре, мы еще успеем.

— Моя Дженни — особенная девочка, — говорила Тамара, пока Роберт, пользуясь тем, что жена отвернулась, напихивался колбасой. — Представляете, она уже в десять лет побеждала на всех местных конкурсах красоты. Дженни, милая, ты помнишь?

— Да, мама, — вздохнула Дженни. Ей было очень неловко.

— А давайте посмотрим старые альбомы с фотографиями? — предложил Роберт с набитым ртом, вспомнив пьесу, которую его когда-то заставила выучить жена.

— О да! Альбомы! — воодушевилась Тамара.

Она немедленно притащила целую кучу альбомов, отражающих первые двадцать четыре года существования Дженни на свете. И, переворачивая страницы, все время восклицала: «А кто эта чудесная девушка?» — «Это Дженни!» — отвечали они с Робертом хором.

Когда с фотографиями было покончено, Тамара приказала мужу наполнить бокалы шампанским и решилась наконец заговорить о приеме, который рассчитывала устроить в ближайшее воскресенье.

— Если вы не заняты, мистер Квеберт, приходите к нам на обед в будущее воскресенье.

— С удовольствием.

— Не волнуйтесь, ничего особо мудреного не будет. То есть, в смысле, я знаю, что вы приехали сюда отдохнуть от нью-йоркской светской суеты. Будет просто деревенский обед с приличными людьми.

Без десяти четыре, когда Нола с отцом входили в кино, перед входом остановился черный «шевроле-монте-карло».

— Иди займи места, а я займусь попкорном, — предложил дочери Дэвид Келлерган.

Нола вошла в зал в ту самую минуту, когда Гарри и Дженни оказались в вестибюле кинотеатра.

— Иди займи места, а я на минутку забегу в туалет, — предложила Дженни.

Гарри вошел в зал и, пробираясь сквозь толпу зрителей, нос к носу столкнулся с Нолой.

Увидев ее, он почувствовал, что сердце выпрыгивает из груди. Ему так ее не хватало.

Увидев его, она почувствовала, что сердце выпрыгивает из груди. Ей надо было с ним поговорить: если он с этой Дженни, пусть скажет. Она хотела услышать это от него.

— Гарри, я…

— Нола…

В этот момент из толпы вынырнула Дженни, и Нола, поняв, что она пришла с Гарри, метнулась прочь из зала.

— С тобой все в порядке, Гарри? — спросила Дженни. Она не успела заметить Нолу. — Ты какой-то странный.

— Да… Я… я сейчас приду. Займи нам места, я куплю попкорна.

— Да! Попкорна! Попроси, чтобы положили побольше масла.

Гарри толкнул двери зала и увидел, как Нола, пробежав через вестибюль, поднимается на галерею второго этажа, закрытую для публики. Он кинулся за ней, перескакивая через две ступеньки.

На втором этаже было безлюдно; он нагнал ее, схватил за руку и прижал к стене.

— Пустите меня, — сказала она, — пустите, или я закричу!

— Нола! Нола, не сердись на меня.

— Почему вы меня избегаете? Почему больше не приходите в «Кларкс»?

— Прости…

— Я для вас не красивая, поэтому, да? Почему вы мне не сказали, что помолвлены с Дженни Куинн?

— Что? Ни с кем я не помолвлен. Кто тебе такое сказал?

Она широко, с огромным облегчением улыбнулась:

— То есть вы с Дженни не вместе.

— Нет! Говорю тебе — нет.

— Значит, вы не считаете меня уродиной?

— Уродиной? Что ты, Нола, ты такая красивая.

— Правда? Мне было так грустно… Я думала, я вам не нравлюсь. Мне даже хотелось выброситься в окно.

— Не надо говорить такие вещи.

— Тогда скажите еще раз, что я красивая…

— По-моему, ты очень красивая. Прости, что огорчил тебя.

Она опять улыбнулась. Вся эта история — просто недоразумение! Он любит ее. Они любят друг друга! Она прошептала:

— Забудем об этом. Обнимите меня покрепче… Вы такой замечательный, такой красивый, такой изящный.

— Не могу, Нола.

— Почему? Если бы вы на самом деле считали меня красивой, вы бы меня не отталкивали!

— Я считаю тебя очень красивой. Но ты еще девочка.

— Я не девочка!

— Нола… Нам с тобой нельзя быть вместе.

— Почему вы так жестоки со мной? Не хочу с вами больше разговаривать, никогда!

— Нола, я…

— Уходите сейчас же! Уходите, не говорите со мной. Не говорите больше со мной, а то я всем скажу, что вы извращенец. Идите к своей миленькой! Это она мне сказала, что вы вместе. Я все знаю! Я все знаю, Гарри, и я вас ненавижу! Уйдите! Уйдите!

Она оттолкнула его, скатилась по ступенькам и выбежала из кинотеатра. Гарри понуро поплелся в зал. В дверях он столкнулся с отцом Келлерганом.

— Добрый день, Гарри.