Я думаю о найденном письме, об имени Калеба на конверте, об отсутствии адресата на нем, как будто письмо оставили ему где-то, а не послали по почте. Думаю обо всех секретных местечках, в которые водил меня Калеб: библиотеке, обгорелом доме, походе. А потом думаю о том месте, куда Калеб меня не водил, но где куда-то пропал: об университете, в общежитии которого его кто-то искал.

Никакого смысла во всем этом я не нахожу и не могу получить ответы из воздуха. Я открываю сообщение, полученное от Эшлин Паттерсон, и пишу: «Я знаю, что ты лжешь». Однако мое сообщение не уходит. Эшлин добавила меня в черный список, чтобы я ей больше не могла написать. Я судорожно сжимаю мобильный. Это она. Это точно она.

– А далеко отсюда этот город? – спрашиваю я Макса.

Он устремляет взгляд в пустоту между телефоном и мной и, видимо, принимает решение. Он не задает никаких вопросов. Смотрит на часы на приборной панели и говорит:

– Если поедем туда прямо сейчас, то быстро обернемся.

– Тогда поехали туда прямо сейчас, – отвечаю я.

* * *

Чем дольше мы едем, тем тягостнее становится атмосфера в машине. Мы словно пойманы в ловушку молчания и наших собственных мыслей.

– Макс, – тихо зову я, и он вздрагивает, выдернутый из своих дум.

– Да?

– Может, нам следует позвонить в полицию?

Он стискивает зубы.

– И что мы скажем?

– Что в том доме что-то случилось.

– А что случилось в том доме, Джесса?

Я задумываюсь об этом, серьезно задумываюсь. Если что-то произошло в той комнате, то Калеб может оказаться в беде. Думаю, Ив все известно, поэтому она и проводит столько времени в запертом гараже, ища доказательства. Но тогда, хоть убейте, не понимаю, зачем ей понадобилась в доме я. Это у меня с вырисовывающейся картиной не состыковывается. Я не нахожу в этом смысла.

– Не знаю, – отвечаю Максу. – Я не уверена. Возможно, я ошибаюсь. – Однако я так не думаю. Теперь многое в прошлом обрело смысл, многое видится в другом свете.

– Слушай. – Макс тянется к моей руке, но, взяв мою ладонь, не знает, что с ней делать, и снова ее выпускает. Такое ощущение, будто между нами в машине сидит Калеб. – Мы поговорим с Эшлин и выясним, что ей известно. А потом решим, что делать. Хорошо?

Я киваю. Но стоит нам заехать на стоянку при нужной школе, как я осознаю: Эшлин мы тут вряд ли найдем. Ее школа огромна. Раз в пять больше нашей частной. Однако Макса это не смущает. Он идет к входным дверям школы и начинает опрашивать выходящих учеников.

– Я ищу Эшлин Паттерсон, – говорит Макс.

В ответ получает мотание головами, похлопывания по плечу, взгляды мимо проходящих и тихое «прости, нет». Но одна девушка останавливается и задумывается. Она устраивает из этого целое шоу, возводя вверх спрятанные под челкой глаза, изгибая губы и для пущего эффекта добавляя «эм». Она ведет себя так из-за Макса. Он – наш проходной билет: прекрасно выглядит, спрашивает по-доброму и спокойно, ни на кого не давит.

– Она, наверное, сидит сейчас над газетой.

– Над газетой? – переспрашивает Макс.

– Школьной.

– Ты не могла бы показать, где она?

Девушка на секунду оглядывается в поисках друзей, затем пожимает плечами. Она заходит в здание школы, Макс пристраивается рядом с ней, а я – у них на хвосте.

– Она в том классе, видишь? – Дверь открыта, в коридоре стоит тишина. – Прости, я очень спешу.

– Спасибо, – благодарит Макс.

Девушка кивает. Меня она, похоже, даже не заметила.

* * *

Эшлин сидит в классной комнате одна. Перед ней стоит большой монитор, в котором отражаются и поблескивают ее очки. Это точно она. Те же длинные светлые волосы и безукоризненная осанка. Эшлин не замечает нас, застывших на пороге класса. Она ушла в свои мысли, зажав губами ручку. Я стучу в дверь, и Эшлин вздрагивает. Ручка выпадает изо рта.

– Я могу вам чем-то помочь?

Она не знает меня, но пытается понять, кем я могу быть. У нее в голове крутятся смутные догадки, и когда она встает, в ее глазах вспыхивает понимание. Тело напрягается, лицо бледнеет.

– Эшлин Паттерсон? – спрашиваю я, хотя знаю – это она. Я перекрываю ей выход, ощущая себя сильной и властной. – Мы приехали из-за Калеба.

Она качает головой, переводя взгляд с меня на Макса.

– Не знаю никаких Калебов.

– Я тебя помню, – говорит Макс. – Видел прошлой весной на игре. А она тебя видела на лыжной базе.

Эшлин в нерешительности снова переводит взгляд с Макса на меня.

– Слушай, – начинаю я, – мы просто ищем ответы. Я хочу знать, откуда ты его знаешь. Вот и все.

– Ты его девушка, – ровным голосом замечает она.

– Джесса, – киваю я.

– Сочувствую твоей утрате, – добавляет Эшлин и отводит взгляд.

– Откуда ты знала его, Эшлин?

– Поймите, я не хочу быть замешанной в это.

«Замешанной во что?» – думаю я. Но не могу же я вытрясти из нее ответ.

– Я всего лишь хочу выяснить, откуда ты знала Калеба. Я нашла твои вещи в его комнате. – По крайней мере письмо.

– Мои вещи? – удивляется Эшлин. – Но я никогда у него не бывала. – Она плюхается на стул, отчего тот с громким скрежетом сдвигается с места. – Я познакомилась с ним случайно, – сдается она, – когда он несколько лет назад пришел ко мне домой. Но у него я никогда не была.

– Однако он к тебе пришел?

– Да. На встречу с моим папой. Папа – адвокат по сделкам с недвижимостью и работает на дому. Калеб и его мама встречались с ним где-то раз в год, обсуждали финансовые вопросы или еще что. Я не знаю. Не важно. Мы были помладше, пару раз погуляли вместе. Но мы жили далеко друг от друга, и ни у кого из нас не было машины. – Она пожимает плечами. – Отношения… заглохли сами собой. Я тогда, конечно, попереживала из-за этого. Но такова жизнь. Мы были практически детьми. И отношения наши по большей части состояли из звонков и электронных писем.

– Ты никогда не посылала ему настоящих писем? Бумажных?

– Писем? – хмурится Эшлин. – Нет.

– И не просила повидаться с тобой?

– Нет. Ни разу. Наоборот, это он меня просил.

У меня падает сердце. Ненавижу ее ответ. Оказывается, это Калеб за ней приударял.

– Тогда почему ты сделала вид, будто не знаешь его? – спрашиваю я. – Сказала бы все как есть.

– Повторяю: я не хочу быть в это замешанной. Я сделала кое-что для него. Ничего из ряда вон выходящего. Даже не придала этому значения. Но теперь, когда Калеба не стало, не знаю… Если кому-то об этом станет известно, мой папа потеряет работу.