Макс, нахмурившись, отворачивается к холодильнику – ищет, что бы поесть. Я осознаю свою ошибку. Знаю, о чем он думает: я постоянно сравниваю его с Калебом. Макс выше и стройнее Калеба. Целуется более робко и неуверенно. Первое чувство, посетившее меня на берегу реки, когда Макс наконец коснулся моих губ своими, – страх, что он отстранится и даст задний ход. Но потом он притянул меня к себе. Холодная одежда липла к коже, и я дрожала, прижавшись к нему. С этой секунды все шло естественно и просто. Калеб вечно торопил события и удивлял меня, с Максом же я чувствовала себя так, словно знаю его вечность и все идет своим чередом, как и должно.

Случился ли поцелуй между нами под влиянием момента – двое потеряли близкого им человека и искали друг в друге утешение? Скажет ли Макс сейчас, когда мы вернулись в реальность и сидим у него на кухне, что-то вроде: «Слушай, Джесса…» Казавшееся возможным всего лишь час назад внезапно видится недопустимым в реальности нашей жизни. Макс хочет что-то сказать – я это вижу, – но вместо этого снова окидывает меня взглядом.

– Ты все еще дрожишь, – замечает он.

Наша одежда сушится. Макс оделся потеплее. Я облачена в его толстовку и пижамные штаны его мамы. Но мне по-прежнему зябко.

– Я закоченела. А час назад прыжок в реку казался мне хорошей идеей.

Макс фыркает, улыбнувшись. Затем убирает с лица улыбку, будто вспомнив, почему мы сидим тут.

– О случившемся ранее… – начинает он, и я подаюсь вперед.

Ранее? Когда я поцеловала его и он ответил на поцелуй? Или когда я прыгнула в реку, а он последовал за мной? Или когда я сказала ему, что Калеб, возможно, жив, и он мне поверил? Макс не успевает продолжить – возле его дома раздается резкий и громкий звук, как будто официант уронил поднос с блюдами. Я подпрыгиваю, вся на нервах, а Макс идет к окну в гостиной и смотрит на двор сквозь жалюзи.

– Соседка, – объясняет он. – Мусор выбрасывает. Завтра мусоровоз приезжает. Мы держим контейнеры за нашими домами до дня вывоза мусора, а потом передвигаем их вперед.

Я встаю рядом с Максом. Соседка нас не видит. Она закидывает в контейнер очередной мешок. Звенят бутылки. Мой взгляд скользит к дому за забором, и я знаю, что Макс смотрит туда же. На окно, выходящее на задний двор, на высокий деревянный забор. Видимо, мы одновременно приходим к одной и той же мысли.

– Их нет дома, – говорит Макс.

– Откуда ты знаешь?

Он указывает на гаражное окно и опущенные рулонные шторы.

– Когда они дома, в гараже всегда горит свет.

Сейчас за шторами темнота.

– Всегда?

– Мне так кажется, – пожимает плечами Макс.

– Звучит неубедительно.

Он поворачивается ко мне лицом.

– Я хочу, чтобы ты показала мне, Джесса. Комнату. Потайную дверь на чердак. То, из-за чего ты решила, что он может быть жив.

Конечно, я должна ему их показать. А он должен увидеть. Нельзя выдать человеку подобное и ничем свои слова не подкрепить. Я втянула Макса в это и теперь должна доказать свою теорию: мы далеко не все видели в Калебе. Не все знали. Но все его секреты почти на поверхности, спрятаны на виду, прямо у нас под носом.

А ведь у меня есть ключ от дома. Тот, который каким-то образом оказался на чердаке. Я могу войти в дом Калеба. Незаметно. Поскольку я не доверяю разведывательным способностям Макса, мы дожидаемся, когда сушильная машина закончит свое дело, переодеваемся и сначала обходим дом Калеба, чтобы проверить, нет ли возле него машины Ив.

– Сказал же: их нет, – ворчит Макс.

Но я уже не та, кто без сомнений доверяет сказанному. Макс наблюдает за улицей. Я вставляю ключ в замочную скважину, представляя на своем месте Калеба. Ключ поворачивается в замке, и тихий металлический щелчок отдается у меня в груди.

– Дома есть кто? – спрашиваю я, толкая дверь, но Макс внезапно хватает меня за руку, и я умолкаю.

– Просто слушай, – шепчет он.

Я навостряю уши: отсчитывают секунды дедушкины часы, гудит холодильник, наши шаги гулко звучат в коридоре. Дом кажется совсем другим без ковриков под мебелью, без картин на стенах. Остались лишь голые пол и стены да разрозненные предметы мебели.

– Мне не верится, что они и правда это делают, – тихо говорит Макс.

Оставляют дом. Переезжают. И увозят с собой правду. Меня неудержимо тянет наверх, как будто все, что я разузнала, может в любой миг ускользнуть сквозь пальцы. Как будто все, что я рассказала Максу, зависит от определенного временного отрезка. Макс прикрывает за собой входную дверь, и снова раздается щелчок. Я первая поднимаюсь по лестнице, перепрыгивая через ступеньки и упираясь ладонями в стены, как это делал Калеб. В спину мне дышит Макс.

Темно-синяя дверь в темном коридоре закрыта. Я толкаю ее, и она со скрипом открывается. В комнате Калеба невероятно светло – в незашторенное окно заглядывает полуденное солнце. Оно заливает светом пустые поверхности тумбочки и стола. В его лучах кружат пылинки, поднятые мной – нарушительницей равновесия комнаты. Коробок нет. Я не смотрю на стоящую у окна постель, на рюкзак в углу. Это практически все, что осталось тут из вещей.

Открываю шкаф, волнуясь, не убрана ли загораживающая потайную дверь книжная полка, не подводит ли меня память. Но нет, и полка, и дверь на месте. Макс стоит позади меня, молча и не шевелясь. Я открываю дверь и, пригнувшись, вылезаю на чердак. Там встаю в полный рост. Макс следует за мной. Достает из заднего кармана джинсов мобильный и включает на нем фонарик. Я делаю шаг, и под моей ногой скрипит балка.

– Комната Мии прямо под нами. Я слышала здесь, как она внизу разговаривала с Ив. А Мия сказала, что слышала шаги тут, наверху, через два дня после того, как машина Калеба упала с моста.

Я не говорю: «Калеб умер». Я говорю: «Его машина упала с моста». Ведь это единственное, в чем мы стопроцентно уверены. Полиция объявила Калеба мертвым, поскольку он пропал при опасных обстоятельствах. Поскольку много лет назад так уже исчез один человек, и только спустя месяцы его тело вынесли на берег волны. Не имело смысла ждать долго, к тому же не было гарантий, что тело Калеба вообще когда-нибудь найдут.

– Макс, а ты знал, что Калеб унаследовал деньги отца?

Он кивает, оглядывая чердак.

– И что теперь с ними будет?

Макс встречается со мной взглядом, и я практически слышу, как в его голове крутятся шестеренки. Я думала, эти деньги должны отойти матери Калеба или Мие, но Ив сказала дочери, что они вынуждены покинуть дом, так как не могут себе его позволить. Я уже готова озвучить свои мысли, но Макс отвлекается. Он выше меня и видит то, чего я не вижу. Макс протягивает руку к балке над головой и достает красный прямоугольный предмет – складной нож.

Хотя складной нож держит Макс, я почти ощущаю его в своей руке. На одной его стороне есть бороздки – остались после попыток Калеба выковырнуть камни из протектора автомобильных шин, но в этой неравной борьбе одержали победу камни.