Вспомнился Биррат, парни, которые выжили благодаря предательству Руди. Тот проник в Крепость перед выходом на патрулирование, а Кэп почуял неладное, начал искать пропавшего медика, доложил на КП — об этом рассказала Гомез. Группу Биррата сняли с патрулирования и переместили в Крепость, не зря он все-таки имел предположения насчет предателя среди бойцов, когда мы только собирались разоблачить Кларка.

Сильная волна плеснула в борт, я обернулся, глядя на запад, — где-то там осталась Крепость и такие, можно сказать, родные люди. Как бы хотелось сейчас оказаться среди них, обнять Бриджит, услышать грубоватые шутки Франца…

Дав команду на погружение, я полез в отсек, где стояли друг за другом три узких кресла, в первом за пультом управления сидел рядовой Саливан. Тот самый новобранец, однажды попавшийся на глаза в коридоре Крепости, у него хорошие навыки владения электронным оборудованием плюс специальность акустика, которая, как я посчитал, будет весьма кстати на месте, куда мы прибыли. Только оператор Саливан, прослушав сигналы, ничем не порадовал. Предварительная расшифровка записей тоже не помогла, новобранец лишь пожимал плечами, виновато посматривал на меня и мучительно морщил лоб, когда комментировал полученные сведения.

Разместившись в тесном отсеке, каждый занялся своим делом. Гильермо принялся проверять средства спасения и работу камеры экстренной эвакуации, Саливан задал обратный курс и установил подводную связь с экипажем другого аппарата, синхронизировал управление с третьим автоматом, взяв его на невидимый буксир. Я откинулся на спинку кресла — в такой позе придется просидеть несколько часов — и вновь стал изучать полученные записи. Ну не просто так шумит в этом районе, разгадка где-то рядом, на поверхности.

Я даже взглянул на люк над головой, едва не подав команду на всплытие, — вдруг чего-нибудь не заметил?! Похоже, горы, которые я наблюдал в бинокль, таили в себе ответ. Только все это домыслы, мои домыслы, желание в сотый раз поднять бинокль и разглядеть то, не знаю что.

Зашуршав распечаткой, я аккуратно согнул бумагу несколько раз, уместил получившийся прямоугольник на коленях и уставился в таблицу, нанесенную принтером на карту района. В принципе, можно воспользоваться электронной версией документа, но мне хотелось действовать по старинке, как когда-то приучил Метрошин на занятиях в училище.

Набор частот, результаты промера глубин, рельеф дна — голые цифры, и больше ничего.

— Саливан, — позвал я, не отвлекаясь от распечатки, — шум, который улавливают гидрофоны, может иметь двойственную природу?

— Пожалуйста, поясните, сэр. — Он доверил управление аппаратом автопилоту и повернулся ко мне боком, дальше развернуться в тесном кресле было невозможно.

— Не могу сформулировать точно. Будем считать, руководствуюсь чутьем. — Я поднял взгляд на рядового. — Может ли шум быть побочным эффектом каких-то иных процессов, необъяснимых с точки зрения науки нашего мира?

— Извините, сэр, но не понимаю, куда вы клоните.

— Пытаюсь мыслить нестандартно, — пробормотал я и вновь покосился на бумагу.

Гильермо закончил возиться у меня за спиной и, закряхтев, устроился в кресле.

— Да вы сядьте удобнее, Саливан, — сказал я, — тесно все-таки, расслабьтесь, путь неблизкий, и не надо каждый раз поворачиваться, когда окликаю.

— Слушаюсь, сэр.

Сзади едва слышно усмехнулся штаб-сержант, я поднял сложенный вчетверо лист над плечом, чтобы ему хорошо было видно таблицу, и спросил:

— А ты, Гильермо, что скажешь об этом? Вдруг раньше доводилось слышать о шумах? Персидский залив для тебя дом родной.

— Позволите, командир? — Он взялся за лист.

— Да, конечно.

Настал мой черед обернуться — и кто только конструировал эти аппараты? В отсеке мы словно шпроты в банке. За креслом у Гильермо есть пространство — место, где хранится НАЗ[6]и акваланги. Убрать их — и можно, сложив спинки, сдвинуть по салазкам сиденья назад, тогда получится вытянуть ноги, откинуться в удобной позе…

— Нет, — покачал головой Гильермо, — ничего особенного. Правдивые данные, за исключением поступающего сигнала.

— Почему сказал «сигнала»? — уточнил я. — Это всего лишь шум, имеющий непонятную нам природу.

— Как вам известно, командир, — Гильермо взмахнул крепкой пятерней, — из школьного курса физики следует: любой звук — это упругие волны, вызванные механическими колебаниями частиц в той или иной среде. Если звук постоянный и его спектр не меняется, находясь в низком диапазоне, который мы не слышим, звук является сигналом.

— Ага. — Мне даже показалось, что Гильермо немного издевается, но по лицу не скажешь. Штаб-сержант смотрел на меня вполне серьезно. — Хорошо, сигнал, ну а дальше-то что?

— Не знаю, — он пожал плечами, — вы хотели нестандартных мыслей. По-моему, генератор сигнала далек от естественного происхождения, хотя все указывает на обратное. Но… как вы уже сказали, опираясь на чутье, предположу невероятное: в данном месте залива происходят весьма странные, воистину необъяснимые вещи.

Гильермо многозначительно взглянул на меня, затем указал в спину Саливану, и я кивнул, чтобы говорил при новобранце.

— Поверьте ветерану, прослужившему без малого четверть века в силах спецопераций, уж я-то многое повидал, но чтобы огромная территория вдруг разом очистилась, речь сейчас о Крепости, которая находилась в «тумане войны» на зараженном участке, такое вижу впервые.

Я вспомнил наш полет в вертолете, вопросы штаб-сержанта, его удивление.

— Поэтому, — продолжил Гильермо, — готов разделить ваши домыслы насчет необъяснимости данного явления наукой нашего мира. Мне без разницы, откуда взялось явление, пускай тут черти толкут воду в ступе, но я должен знать, помешают они убить врага или нет.

Вот так матерый боевой пловец готов поверить в черта, лишь бы дойти до победы. Для таких людей, как Гильермо, необъяснимые вещи — лишь препятствие на пути к цели. Пусть прозвучит немного пафосно, но он — дитя войны, продукт технологий, стоящих на страже безопасности человечества, он тот, кто ставит жирную точку в решающей битве с врагом, он — солдат. Вся его жизнь — сражения. И он прав! Даже в самом неимоверно технологически развитом мире, пускай виртуальном, решающим фактором в сражении был и остается простой боец, умеющий убивать врага.

Он вернул мне карту, я уселся прямо, глядя в затылок Саливану, который вдруг быстро надел наушники, нажал пару клавиш на пульте и сгорбился, поставив локти на консоль.

У меня над ухом засопел штаб-сержант, подавшийся вперед из любопытства. Я не решался окликнуть оператора — раз тот надел наушники, значит, услышал что-то важное. Все равно вскоре доложит ситуацию.

Саливан вновь надавил клавиши на пульте и накрыл наушники руками. Гильермо перестал сопеть, я тоже затаил дыхание — лишь слабый гул энергоустановки нарушал тишину в отсеке.