В этом третьем браке с самого начала и до конца ясно просматривалась политическая подоплека. Однако из него сделали какую-то историю роковой любви и до сих пор продолжают рассказывать о безумной страсти короля Филиппа к Агнессе Меранской. При этом Агнессу обычно представляют как даму несомненно благородную, но из довольно захудалой фамилии, в каком-то смысле королевскую любовницу второго или третьего сорта, превосходившую по значению только девицу из Арраса. Такой взгляд на вещи в корне неверен.

Невозможно поставить под сомнение политические причины этого брака. Вопрос о союзе с Данией уже не рассматривался: он оказался мертворожденным, и не было никаких надежд на его воскрешение. Однако борьба против Ричарда Львиное Сердце становилась все более ожесточенной, все более тяжелой, и король Франции испытывал настоятельную необходимость в союзниках. Он хотел найти их в Священной Римской империи, хотя бы с той целью, чтобы доставить трудности Ричарду Львиное Сердце, племянник которого, Оттон Брауншвейгский, выступал как один из претендентов на императорскую корону после смерти Генриха VI, наступившей в 1196 году. Король Филипп сначала искал руки какой-нибудь принцессы из рода Гогенштауфенов. Тщетно, ибо потомки Фридриха Барбароссы, хорошо зная о супружеских ссорах короля Франции, не собирались создавать дополнительный повод для разногласий с папством.

Тогда Филипп умерил свои притязания и остановил выбор на Агнессе, которую Ригор представляет как дочь герцога Меранского и Богемского, маркграфа Истрийского[190]. Заботясь о славе своего государя, хронист приводит эту впечатляющую титулатуру, которая отчасти является вымышленной. В ту пору Богемию делили между собой два герцога, Фридрих и его кузен Конрад-Оттон. Тем не менее род герцогов Меранских не был совсем незначительным. Агнесса и Филипп даже имели одного общего предка в лице Энгельберта Испанского, умершего в 1095 году, родственника по восходящей линии Адели Шампанской. Бертольд IV, граф Андехский и герцог Меранский, принадлежал к баварскому роду Веймаров — не самому влиятельному, но и не захудалому.

После смерти своего отца в 1204 году старший брат Агнессы наследовал ему как герцог Меранский и впоследствии стал пфальцграфом Бургундским.

Несмотря на предостережения Иннокентия III, который в 1198 году заявил, что не может оставить без помощи гонимых жен и что следует наставлять на праведный путь всякого грешника, будь то даже король, Филипп Август не повиновался и оставил при себе Агнессу, которая уже подарила ему двух детей, Филиппа Лохматого и Марию. Кроме того, он не мог отказаться от поддержки в зарейнских землях Империи после того, как в 1197 году король Кнут Датский открыто принял сторону императора Оттона, союзника Ричарда Львиное Сердце. С 1198 года Оттона стал поддерживать и Иннокентий III. Желая решительно противостоять этому, король Франции стал поддерживать соперника Оттона, Филиппа Швабского, и противников папы, гибеллинов. Если бы Филипп отослал от себя Агнессу, это могло лишить Филиппа Швабского поддержки со стороны герцога Меранского и, таким образом, пойти на пользу императору Оттону. В политическом плане упрямство короля Франции было само собой разумеющимся. Оно становится еще более понятным, если учесть, что Филипп очень хотел узаконить сына, которого подарила ему Агнесса, поскольку здоровье его наследника Людовика было слабым. Наконец, разве мог Филипп терпеливо сносить столь решительное вмешательство папы в жизнь Французского королевства, тем более что это вмешательство грозило лишить его важного союзника в Германии?

Конец супружеской жизни Филиппа и Агнессы полностью раскрывает политическую основу, которая с самого начала присутствовала в этом деле. Историю их отношений очень часто представляют под романтическим углом зрения, как безоглядную взаимную любовь, но не слишком ли легко при этом забывают черные годы страданий Ингеборги, равно как и жестокий разрыв Филиппа с Агнессой? Согласно официальной версии, Филипп покинул ее сразу, как только убедился в своем двоеженстве. Однако не преследовал ли он прежде всего государственные интересы?

Его промедление с принятием решения стало причиной большого ущерба для Франции и христианства. Не желая молчать по поводу королевских брачных связей, Иннокентий отказался от привлечения короля Франции к участию в крестовом походе, который он планировал. Долгие задержки, создававшиеся Филиппом при урегулировании матримониальной ситуации, бросили первую тень недоверия на короля, чьи подданные страдали от санкций, наложенных папой. В 1199 году

Иннокентий III повелел своим легатам опубликовать приговор, который отменял состояние развода между Ингеборгой и Филиппом, принуждал последнего изгнать Агнессу, «дополнительную супругу», то есть наложницу, карал епископов, повинных в потворстве королю, и угрожал ему отлучением. В октябре 1199 года легат Петр Капуанский объявил о возможном наказании: интердикте, который должен был постигнуть королевство Французское в случае упорства его суверена. Он повторил угрозу на совете в Дижоне 6 декабря 1199 года, но приговор не был тогда обнародован и вступил в силу только 14 января 1200 года и только на территории королевского домена[191].

Закрытие церквей повергло в остолбенение подданных короля Франции. Теперь храмы можно было открывать только по случаю крещения младенцев и одной мессы, которую служили каждую пятницу на рассвете. По воскресеньям священники читали проповеди на папертях. Тела умерших нельзя было хоронить на церковных кладбищах. Только больные получали причастие, и священники должны были выслушивать исповеди за пределами храма в хорошую погоду или на церковном пороге, если стояло ненастье.

Волнение в христианском люде нарастало, и церковные иерархи столкнулись с жестокой дилеммой. Столь часто получавшие должность за личную верность династии Капетингов или за услуги, оказанные их родней, епископы и аббаты королевского домена были поставлены перед выбором: поддержать своего короля Филиппа или повиноваться папе Иннокентию III. Тринадцать прелатов отказались признавать интердикт, тогда как шестеро последовали папскому повелению, а позиция еще шести нам неизвестна. Настоятели аббатств Сент-Женевьев и Сен-Дени остались при короле. Короче, есть точная уверенность, что в оппозиции к королю оказались капитул Санса и пять епископов: Парижский, Аррасский, Санлисский, Суассонский и Амьенский. Они не побоялись королевского гнева, который только возрос, когда папа потребовал от архиепископа Руанского и епископа Пуатье объявить интердикт в своих диоцезах, находившихся за пределами домена[192]. Уже все королевство в целом рисковало пострадать из-за упрямства своего государя. Филипп II искал способ ответить на эти инициативы папы, который старался поднять против него широкую оппозицию. Король наложил руку на церковные доходы.

Теперь даже Ригор, до сей поры ревностный защитник королевских интересов, меняет свою позицию и становится весьма суровым по отношению к Филиппу Августу, который, по его словам, держит в тревоге свое королевство, угнетает поборами своих рыцарей, горожан и велел поместить Ингеборгу под надежную стражу. Ритор утверждает даже, что король велел изгнать всех кюре из их приходов и завладел их имуществом. Это явное преувеличение, пусть так, но ситуация стала настолько напряженной, что даже епископ Парижский, представитель рода Сюлли, который был важной опорой династии Капетингов, встал в оппозицию к Филиппу, и тот изгнал его[193]. Кроме того, король без колебаний поместил законную королеву в более суровое заточение.