– Так случается, если мир держит непрочно.

   Как-то мне это не нравится. Родной мир не удержал, теперь этот.

– Что тебе снилось?

– Больница, люди. Я их лечила. Только не так, как сейчас, легче, без боли.

– Тогда понятно, ты сама пыталась убежать. Тебе ведь страшно каждый раз, когда собираешься сделать это?

– Очень.

– И все равно делаешь? Ты смелая, Маррия.

– Ничего я не смелая. Я всего боюсь. Теперь я еще боюсь, что останусь в этом сне, – хотя в другом Сне я бы осталась, но дриаде об этом, конечно, не сказала. – Он ведь не реален, да? Это как кома?

– Да. Я бы не позволила тебе остаться. В крайнем случае – выгнала. Прислала кошмар, от которого ты бы убежала, но при этом заработала нервный срыв и сильную головную боль. Хорошо, что обошлось без этого.

– Хорошо.

– И еще, Маррия, я не знаю, почему ты это делаешь и как отважилась помогать эльфу, но спасибо тебе за это.

   К нашему возвращению Младшие уже натащили всевозможной еды, все-таки переселили эльфа на кровать и теперь вдвоем очищали диван. Я кивнула Узиани, что можно заканчивать пение. На это ушло минут пять. От направившейся ко мне дриады шарахнулась так, что едва не перевернула кресло, но в этот раз она обошлась без падания на колени, только осторожно обняла и тихо прошептала: «Спасибо». Проснувшийся Тайриниэль некоторое время прислушивался к собственным ощущениям, потом с нескрываемым удовольствием поерзал по кровати. За что тут же получил нагоняй от Фаарра:

– Эй, успокоился быстро. Расползался тут. Тебя еще чинить и чинить.

   Эльф послушно притих. Я потянулась за тарелкой с жареной… жареным чем-то и заметила, как Тайриниэль отворачивается от стола. А мы ведь очередной раз идиоты! За все время, что он у нас, в нем побывали только небольшая миска бульона, пара стаканов воды и чашечка молока с кофе. Ладно, пока он был без сознания, еда ему вроде и не требовалась. но почти весь сегодняшний бесконечный нервный день он нас не покидал. Не знаю, как происходит мое лечение, но, по-моему, любому организму для нормального восстановления нужно полноценное питание. Чем его потчевали в селении неизвестно, очень сомневаюсь, что его рацион там мог похвастаться разнообразием. Внутренности я ему все поправила, кажется. Если это получится проверить, то можно будет его нормально покормить.

– Девушки, а вы можете посмотреть, как у него там все… внутри?

– Узиани может, я не вижу.

– А вы не все такие?

– Нет, петь могут многие, а видящих мало.

– Я посмотрю, – Узиани улыбнулась. – Иди сюда.

   Кое-как доковыляла до кровати, сил совсем не осталось.

– Здесь немного боли, и здесь, – дриада тонким пальчиком обозначала не долеченные места. –

Здесь плохо, очень плохо, но за Грань не пойдет, здесь немного…

– Обалдеть! Ты не Узиани, ты у нас УЗИ с рентгеном в одном флаконе.

– Это хорошо?

– Это замечательно! Скажи, Узи Рентгеновна, если мы его покормим, хуже не сделаем?

– Немножко можно, я смотреть буду. Много сразу нельзя, Тайрин давно не ел.

– Не так уж и давно. Дня два всего или три. Это нормально.

– Нормально? Ты обалдел? – от возмущения у меня даже прилив сил случился. –  Почему?

– Сначала наказали, – опять этот равнодушный тон. –  Потом забыли.

   Подавила приступ негодования и сквозь зубы поинтересовалась:

– Тайриниэль, а как звали твоих… – произнести «хозяев» не смогла, и синоним подобрать не получалось. – Этих…

– Зачем тебе?

– Надо.

– Дривин и Изита.

   Удовлетворено кивнула. Моя злость переставала быть абстрактной. Теперь у нее было целых три имени. Почему-то от этого стало легче.

   После ужина Фаарр ушел провожать Алиани. Узиани упросила оставить ее с Тайриниэлем. Ваади не возражал, наверное, уже смирился с прогрессирующим увеличением числа своих постояльцев. Меня едва хватило на то, чтобы самостоятельно добраться до кровати, новая пижама так и осталась не распакованной.

   Следующие дни шли по общему сценарию. Утром приходила Алиани. Собственно, никакой необходимости в ее присутствии не было, ей просто хотелось побыть рядом с Фаарром, понимали это, кажется, все, кроме него. Сеансы лечения мы делили на три этапа, в промежутках я отдыхала, слушала рассказы дриад, иногда мы с Алиани выходили на берег. Узиани отходить от своего ненаглядного категорически отказывалась. Русалки на дриаду поглядывали с ревностью, но активно ее не проявляли. Лесная дева на них просто не реагировала. Младшие регулярно отлучались по своим делам, но процесс восстановления эльфа без контроля не оставляли, хотя бы один из них непременно при этом присутствовал. Теорию Ваади про «подобные подручные средства» мы так и не проверили. Сотрясение мозга сбрасывала на гномий орех, погруженный в тарелку с кашей-размазней. Каша скисла, орех раскололся, его ядро превратилось в какое-то месиво. После этого муть из эльфийских глаз исчезла, явив миру и мне изумительной красоты темно-бирюзовую радужку.

   К вечеру третьего дня Тайриниэль был почти полностью здоров. Один участок эльфийского тела я лечить отказалась. Думаю, у меня бы и не вышло бы, в виду отсутствия того самого органа. Впрочем, Узи Рентгеновна заверила, что «страшного» там нет. В остальном все было нормально. Узиани осмотрела его со всех сторон и торжественно объявила, что боли нет, осталось только немного откормить нашего пациента. Эту заботу она взяла на себя.

   Тайриниэль был еще очень слаб, передвигался с осторожностью, но я откровенно им любовалась. Моя детская мечта воплотилась, обрела достойный вид и была прекрасна. Невзирая на излишнюю худобу и старые штаны. Принять одежду от Фаарра или Ваади он наотрез отказался, мотивируя тем, что и без того доставил слишком много хлопот. Убедить его в том, что на фоне всего остального это сущая ерунда, Младшим не удалось, поэтому они плюнули на бессмысленные уговоры, почистили и подлатали то недоразумение, что было на нем, и оставили его в покое. С едой эльф пытался повторить тот же номер, но тут Фаарр рявкнул, чтобы тот прекратил изображать из себя чахоточную девицу, трепать всем нервы и сводить на нет мои усилия. Последний аргумент эльф признал достойным внимания и начал питаться в нормальных количествах. Все вздохнули с облегчением, видеть, как он героически ограничивает себя несчастными тремя ложками каши, пряча голодный взгляд, было невыносимо.

   Ко мне он по-прежнему относился настороженно, словно продолжал ждать, что вот-вот заявлю на него свои права. Эту опаску я видела в его глазах, когда благодарил за спасение, ловила во взгляде, неожиданно повернувшись, слышала в словах, когда он вынужден был за чем-нибудь обратиться ко мне. Попытка объясниться ни к чему не привела. Со всеми доводами он соглашался, делал понимающее выражение лица и все оставалось без изменений.