– Ну, а как насчет тебя? – спросил меня приятель Томаса, мужчина с такими черными бакенбардами, что они казались нарисованными. – Какая музыка тебя соблазняет?

– Как обычно, – отвечала я. – Билл Уизерс[93], естественно. Айзек Хейз, «Hot Buttered Soul»[94].

Приятели одобрительно кивнули, но истина состоит в том, что я не верю в музыку для соблазнения. Если «Суэйду» приходится делать за тебя твою работу, разве это не указывает на то, что твоя партнерша счастливее со своим пунктиком на тему Бретта Андерсона[95]?

Я не стану отрицать, что кое-какая музыка изначально сексуальна. Я люблю «Эйр»[96]и Джеффа Бакли – ничто так не способно промочить мои трусики, как первые шесть треков с его альбома «Grace». Но если любовник достаточно ленив, чтобы использовать их как постоянную прелюдию к траху, он, подобно Джону Прескотту[97], в смысле, с той же вероятностью, получит от меня что-нибудь. Когда я трудилась на ниве секса, все было по-другому: мужчины платили за полномасштабное переживание, и если кружевное белье, пенные ванны и «Morcheeba»[98]могли им в этом помочь, я на часок придерживала свое неверие и подыгрывала им. Но дома я ничего так не люблю, как дуэт звуков двух тел.

Парень, с которым я встречалась в школе, всегда ставил U2, когда мы принимались за «грязные делишки». Не знаю почему, но подозреваю, он думал (и неправильно), что так его родители не вычислят, чем мы занимаемся в его комнате. Поверить не могу, что некоторые из моих первых не самостоятельно достигнутых оргазмов произошли под голос Боно. Стыд-то какой!

А4 навеки похоронил для себя Боба Дилана, когда открыл, что один его университетский приятель – костлявый рыжий парень, который покупал гель для волос в оптовых количествах, – ставил «Lay Lady Lay» каждый раз, как приводил к ним на квартиру девушку. Как только подумаю об этом, мысль о сверхсерьезном студентике, снова и снова крутящем эту песенку, заставляет меня поежиться. Вот уж действительно, «большая латунная кровать»[99]!

Но я подозреваю, что наши ребята на самом деле не врали, когда перечислили, в числе прочего, Энрике Иглесиаса и Кэта Стивенса в списке музыки, под которую они предпочитают заниматься любовью. Если я таки подцеплю по какой-то случайности кого-нибудь из этих джентльменов, по крайней мере, не нарвусь на человека, который считает «Парашюты» самым гениальным секс-диском всех времен. Потому что есть простительный дурной вкус, но есть еще и «Coldplay»[100].

Самолет Этого Парня задерживается. Я пыталась проверить его статус в Интернете, но Сеть «лежала». Это дает мне немного времени, чтобы побродить по аэропорту, хотя смотреть здесь особо не на что.

Когда самолет приземляется, я шарю взглядом по толпе: вот он! Он выглядит изможденным, что неудивительно. Считая пересадки, перелет занимает шестнадцать часов. Он медленно трусйт по направлению ко мне и подхватывает на руки. Мы целуемся. Он пахнет по-другому.

– Ух ты, жарко как, – говорит он.

Мы еще даже не вышли из здания аэропорта, а там работают кондиционеры. И еще только март. Я улыбаюсь.

– Крем от солнца взял? – спрашиваю.

– Нет, зато вместо него привез лосьон после загара.

Я знала, что так и будет, и все равно купила защитный крем. Тридцатку. Придется подмешивать ему в еду, или как-то так.

Здесь существует, вероятно, тысяча способов отличить туриста от местного, но один из них работает стопроцентно: смотри, кто ходит на пляж зимой.

Надежного солнца в Британии не существует. На самом деле, его не существует в большей части мира. Поэтому столь многие едут сюда. Но для местных пока прохладно, и их палкой не загонишь на пляж раньше июня.

Я готова пойти на это: погода великолепная, и я здесь, потому что Этот Парень здесь, наслаждаемся солнцем, получаем удовольствие и все такое. О воде речи не идет, но песок теплый и ласковый.

Однако мне и в голову не приходило, что, когда я поведу его на пляж, он сделает то, что заставит морщиться даже закаленных наблюдателей за туристами. То, что даже полуграмотные канадцы и невежественные немцы сочли переходящим все границы. То, что, если бы археологи обнаружили письменные памятники этой культуры через тысячу лет, было бы наверняка отражено в них как одно из наиболее памятных событий в местной истории.

Мне и в голову не приходило, что, когда я поведу его на пляж, он сделает то, что заставит морщиться даже закаленных наблюдателей за туристами.

Он пошел купаться. Зимой. В океане.

Здесь никто не плавает. Пляж, особенно в это время года, предназначен для того, чтобы других посмотреть и себя показать. С одной стороны, в воде холодно – гораздо холоднее, чем в согретых Гольфстримом прибрежных водах Британии. А быстрины здесь такие сильные, что уже через три секунды можно обнаружить себя на полпути к утоплению. Повсюду понатыканы предупреждающие знаки. С серфингом на свой страх и риск здесь еще кое-как мирятся, но с плаванием – никогда. Надо быть сумасшедшим…

– Ну, чего ты ждешь? – завопил он. Я опустила на нос очки, и все народонаселение пляжа уставилось на нас в ужасе. – Так бодрит!

Я уж и забыла, каково это – быть частью пары. Все эти раздражающие привычки, которые можно держать от себя на расстоянии руки при трансатлантическом разговоре по телефону, внезапно оказались прямо у меня перед носом. Например:

✓ Храп. Честное слово, ну почему мужчины храпят, а женщины – нет?! Хотя, учитывая, со сколь небольшим числом женщин я регулярно делила ложе, возможно, я чересчур обобщаю.

✓ Неспособность принять решение. «Ты хочешь, чтобы я что-нибудь приготовила, или сходим в ресторан?» И он сидит, открыв рот, несколько секунд, прежде чем сказать, что согласен на любой вариант, какого хочу я. Ну, если бы я чего-то конкретного хотела, я бы не стала спрашивать, не так ли?