— Милый, тебе не кажется, что воды из источника поступает гораздо меньше? — спросила Джоанна, глядя на влажный песок под ногами.

— Вижу, — ответил Мартин, поднимая бурдюк, который наполнился, пока они с Джоанной, как дети, гонялись друг за дружкой между розовых колонн храма, хохотали и упоенно целовались.

Мартин стал лить воду на голову Джоанны, и она едва не замурлыкала, подставляя лицо под струйку воды. В последние дни у них с Мартином появилась привычка приходить по утрам к проходу в Петру, чтобы искупаться. Воды в водохранилище на аль-Хабисе уже было маловато, а здесь струйка из источника все еще стекала по выдолбленному желобу, и если подставить мех, то за какие-то полчаса он становился полным. И какое же удовольствие было окатить себя теплой чистой водой!

Но все же Мартин, как и Джоанна, заметил, что небольшой водоем, образованный в том месте, где упала колонна, пересыхал уже к полудню, оставляя только чуть влажный песок. Неудивительно — жара днем была такая, что высившиеся вдоль скал дворцы, казалось, дрожали в душном мареве, словно миражи, а цветы розовых олеандров совсем засохли. И только рано утром еще можно было получить удовольствие от дальней прогулки по Петре.

Джоанна потряхивала мокрыми волосами, слушая пояснения Мартина, что, пока вода по желобу поступает сюда, им нечего опасаться. Он говорил вроде спокойно, но начинал сбиваться, глядя на ее нагое, покрытое капельками влаги тело. Они оба были раздеты, как Адам и Ева в первые дни творения, но кого им было стыдиться в этом пустом городе, принадлежавшем им двоим?

Мартин снова поставил опустевший мех под струю воды — надо было принести немного и оставшимся на аль-Хабисе приятелям. А когда обернулся, оказался в объятиях Джоанны.

— Я люблю тебя, Мартин, — шептала она у самых его губ, пока ее руки оглаживали его сильные плечи, спускаясь по спине к ягодицам. — Я хочу быть твоей, хочу всего тебя…

Ей нравилось ласкать его, запускать пальцы в его влажные волосы, оглаживать его сильные руки и мускулистый живот, брать его член в руку и чувствовать, как тот твердеет в ее ладони. Она слышала учащавшееся дыхание Мартина, чувствовала его желание и сама дрожала в предвкушении того, что сейчас произойдет… Его поцелуи и то, как он бережно опустил ее на лежавшую колонну, на ворох их одежд…

Внезапно Мартин отстранился, замер, глядя в сторону затененного прохода в Петру. Какие-то еще неясные звуки, глухой гул, потом он расслышал собачий лай.

Теперь и Джоанна услышала. В ее глазах мелькнул испуг, она бросилась подбирать вещи, даже успела влезть в светлую рубаху-абайю. Мартин схватил ее за руку, стал увлекать за собой.

— Быстрее!

Он взял наполовину наполненный водой мех и повел Джоанну к заваленным камнями ступеням, ведущим наверх, на скалы, возвышающиеся над площадью перед розовым храмом. Сделал он это почти машинально, сообразив, что им не стоит убегать в сам город, куда наверняка проедут те, кто сейчас пока приближается.

Перескакивая босиком по ступеням, Джоанна сильно ушибла ногу. Мартин остановился, давая ей обуться, и сам стал торопливо натягивать штаны, сунул ноги в башмаки. Звуки у города были еще далеко, их доносило только эхо, однако Мартина взволновал собачий лай. Если это ищейки их преследователей… Проклятье, а он так расслабился за эти безмятежные тихие дни в Петре, что у него и оружия с собой нет, кроме кнута.

Мартин первым заскочил на возвышающуюся над площадью перед розовым храмом скалу и помог взобраться Джоанне. Она не произнесла ни звука, но он видел на ее лице страх и заставил себя улыбнуться.

— Понаблюдаем отсюда, кто это к нам нагрянул, а потом уйдем по скалам. Не бойся, я помогу тебе.

— Это преследователи из Монреаля? — шепотом спросила она.

— Вот и узнаем.

Это мог быть кто угодно. Разбойники бедуины, просто какие-то местные пастухи, знавшие об этом проходе, но могли оказаться и люди Абу Хасана. Это было бы хуже всего. Мартин подумал о Иосифе и Эйрике, оставшихся в замке на аль-Хабисе. Оттуда все обширное пространство Петры просматривалось как на ладони, и если его друзья заметят чужих, Эйрик сообразит, как им лучше поступить. Еще Мартин подумал о Ласло. Пару дней назад тамплиер навьючил своего верблюда и сообщил, что уезжает. Когда Мартин отправился его проводить, венгр сказал напоследок, что разочаровался в нем, и назвал лжецом — ведь бывший ассасин так и не решился откровенно поговорить с леди де Ринель. Мартину нечего было ему ответить, но, когда он вернулся, Джоанна сказала, что ей даже легче стало после того, как этот похожий на сарацина храмовник оставил их, — она устала чувствовать на себе его осуждающие взгляды. Хотя и волновалась, как Ласло в одиночку сможет выбраться из пустыни.

— Он достаточно опытен, чтобы позаботиться о себе, — успокоил ее Мартин.

Сейчас же, когда они лежали на солнцепеке на плоской площадке скалы и ждали, кто появится внизу, у Мартина даже мелькнула мысль, что, возможно, это Ласло кого-то навел на них. Мало ли, попался в руки преследователей, его пытали, заставили признаться… Но нет, храмовники не те ребята, чтобы так быстро сломаться. Если, конечно, он не сделал это предумышленно. От этих тамплиеров можно ждать чего угодно.

Первыми на площадку перед храмом выбежали собаки — невысокие, лохматые, остромордые. Ну, по крайней мере, не ищейки, каких пускают по следу, эти больше всего походили на неказистых псов, которые помогают кочевникам перегонять стада. Да и показавшиеся вскоре из прохода всадники выглядели как обычные бедуины — в длинных полотняных куфиях и чалмах, в распашных халатах. Кони у них были невесть какие, зато сбруя богатая, а потом показались и верблюды, украшенные даже богаче лошадей.

— Это просто кочевники, — шепнул Джоанне Мартин.

Приезжие, спешившись перед розовым храмом, о чем-то переговаривались, некоторые из них проехали дальше в город, но углубляться не стали, просто осмотрелись и вернулись к своим. Мартин какое-то время наблюдал за кочевниками внизу, и вдруг его осенила догадка. Он даже засмеялся.

— Джоанна, видишь, у некоторых из этих бедуинов вдоль лица спускаются пейсы, как у евреев. А вон тех двоих мальчишек узнаешь? Это те самые проводники эль-тееха, что привели нас сюда. Кажется, я вижу и красавицу Эсфирь, дочь шейха Баруха, за которой в пути приударял наш Эйрик.

— Если это те самые эль-тееха, то что им тут надо? — недоверчиво спросила Джоанна.

Они наблюдали еще какое-то время, пока все кочевники племени не появились у прохода, а потом, убедившись, что с ними никого больше нет, решили спуститься. Мартину было бы спокойнее, если бы Джоанна осталась наверху, но она пошла за ним и даже приветливо помахала бедуинам, когда те повернулись и стали галдеть, заметив спускавшуюся парочку.

Позже Мартин разговаривал с шейхом Барухом:

— Я ни за что не стал бы помогать вам, даже из уважения к почтенному Иосифу бен Ашеру, если бы знал, что вы похитили из гарема Шобака женщину, — заявил Мартину глава эль-тееха, поглаживая свою длинную бороду патриарха. — Однако, во имя бога отцов наших, где сам почтенный Иосиф?