Услышав, что еврей ныне обосновался в бывшем замке крестоносцев, Барух укоризненно покачал головой — оплетавшие его тюрбан цепочки сверкнули в лучах солнца.

— Опасно углубляться в город духов, опасно доверять этим пустым зданиям.

— Но ведь вы и сами приехали сюда?

— Погляди, как нас много, чужеземец. — Барух указал на своих людей, готовивших стоянку. — И мы будем шуметь и кричать, чтобы отогнать любое порождение тьмы этих мест. Однако беру Небо в свидетели, только нужда вынудила нас приехать в это проклятое место. О, вы даже не представляете, что сейчас творится на Дороге Царей! Люди хаджиба Абу Хасана ведут себя подобно сорвавшимся с цепи псам! Они всех допрашивают, перерывают вещи, бесцеремонно разглядывают наших женщин. Абу Хасан то обещает награду за сведения о беглянке, то грозит неимоверными карами. Но мое племя — это одна семья, и никто из эль-тееха не сообщил черному бедуину, что юные Гарун и Азриэль несколько ночей назад увели в пустыню неких путников. И все же я решил не рисковать. Этой ночью мы покинули свою стоянку в оазисе у колодца и под покровом ночной темноты отправились в горы Вади-Муса.

— Вас слишком много, чтобы уйти незаметно, — сказал Мартин. — Люди Абу Хасана могут пойти по вашим следам.

— Могут, — кивнул шейх. — Но они могут пойти и по следам племени ховайтат, которое тоже поспешило уйти с неспокойной Дороги Царей. Из-за преследования хаджиба в пустыню удалились и люди хаии-тои, и воины племени мзена. Черный бедуин Абу Хасан разогнал людей, точно коршун голубей, и я уверен, что мы не единственные, кто сумеет замести следы, пока этот разъяренный шайтан носится по пустыне, разыскивая беглянку из Монреаля. А это, как я погляжу, она и есть? — Он указал на Джоанну.

Джоанна стояла немного в стороне, окруженная людьми эль-тееха, с любопытством рассматривавших ее. Англичанке было не по себе от столь явного, почти навязчивого внимания дикарей, да и выглядела она… Ее нарядная абайя за эти дни поистрепалась, волосы, нерасчесанные и распушенные ветром, рассыпались по плечам, как грива кобылицы. Может, поэтому какая-то старуха бедуинка и поспешила накинуть ей на голову покрывало, ворча, что женщине не подобает ходить неприкрытой среди мужчин.

Шейх, рассматривая Джоанну, улыбался.

— Хороша, но похожа на бродяжку.

— Где вы видели бродяжек с таким взглядом, почтенный? — произнес Мартин, недовольный всеобщим вниманием к его женщине.

— И то верно, — согласился Барух. — И если для нашего уважаемого друга Иосифа бен Ашера так важно, чтобы она избежала пленения в Монреале… Но когда мы увидим самого Иосифа?

Мартин вынужден был отправиться за своим другом на аль-Хабис. Он волновался, что пришлось оставить Джоанну среди эль-тееха, однако кочевники отнеслись к англичанке весьма приветливо. Они угостили ее кофе, и она выпила его, хотя так и не прониклась пристрастием к этому горькому черному напитку. Потом к Джоанне подсела дочь шейха Эсфирь и стала тихонько спрашивать, здесь ли тот сильный рыжий еврей Эйрик, который ранее клялся ей в любви? Джоанна подтвердила — Эйрик тут, но не стала уточнять, что никакой он не еврей, да еще и женатый. Однако, когда вместе с Мартином и Иосифом появился сам Эйрик, он так и кинулся к дочери шейха, смотрел на нее влюбленными глазами, ловил ее маленькую ручку, окольцованную множеством звенящих браслетов. Джоанне пришлось напомнить рыжему о том, что он женат на ее служанке Санниве, и Эйрик тут же стал говорить, как он истосковался по своей бледненькой сероглазой саксоночке. Однако едва мимо него прошла Эсфирь, как он умолк на полуслове, а когда заговорил, то только про дочь шейха: какая у нее грациозная походка, темные, как у газели, глаза, прелестная улыбка.

Улыбка у Эсфирь и впрямь была очаровательная — белые мелкие зубки, смуглая кожа, ямочки на щеках и красиво изогнутые густые брови. Дочь шейха приветливо держалась с англичанкой, даже преподнесла ей свою малиновую абайю вместо истрепавшейся, а вечером, когда они вместе лежали на циновке у костра, Эсфирь поведала, что даже рада, что из-за гонений Абу Хасана им пришлось свернуть к Вади-Муса, где она снова встретилась с рыжим великаном Эйриком. И опять Джоанна не нашла в себе сил разочаровать Эсфирь сообщением, что он женат.

Иосиф в тот вечер долго о чем-то беседовал с шейхом Барухом, а позже сообщил Мартину, что ему еще придется расплачиваться с эль-тееха, поскольку племя оказалось на подозрении у Абу Хасана и вынуждено было сойти с караванного пути. Почитавшие Яхве бедуины эль-тееха промышляли не набегами, а торговлей, они везли в Египет купленные в Багдаде ковры и ярко-синюю ляпис-лазурь, но теперь из-за непредвиденной остановки ожидающие их покупатели наверняка приобретут товары у других купцов, а племя шейха Баруха не так и богато, чтобы лишиться положенной прибыли из-за того, что они решили помочь Иосифу бен Ашеру.

— Пришлось уговорить Баруха везти теперь товары ко мне в Антиохию, — вздохнул Иосиф. — Я пообещал купить у него все по назначенной шейхом цене.

— Сколько напастей у тебя из-за меня, Иосиф, — сказал Мартин, положив ему руку на плечо.

— Значит, так было угодно Всевышнему, — ответил еврей. И неожиданно улыбнулся. — Зато с тобой я живу яркой, интересной жизнью! Раньше я шагу из дома не смел ступить без дозволения и считал, что все так живут. А теперь где только мне не довелось побывать! Даже в затерянном в пустыне Синае, где я смог-таки отыскать гробницу первосвященника Аарона! — добавил он с гордостью.

Бедуины эль-тееха, заручившись словом Иосифа, явно не спешили в ближайшие дни покидать Петру. Они расставили среди скал свои черные палатки, их мужчины ушли охотиться в горы, а мальчишки погнали коз щипать чахлую траву между камней. Женщины эль-тееха бродили по склонам, собирая сухой бурьян, а потом несли вязанки сушняка на головах, распевая песни. Они были в темно-красных или черных одеяниях, сплошь увешанных блестящими бляхами, но все же самой нарядной и богато украшенной была дочь шейха Баруха. Она считалась редкой красавицей, мужчины восхваляли ее красоту, но больше всех в этом отличался громогласный Эйрик. Эсфирь была в восторге от такого поклонника и то и дело стреляла глазками в сторону запыленного и заросшего рыжей щетиной великана. И хотя Эйрик был значительно старше ее, стать и высокий рост явно выделяли его среди смуглых низкорослых эль-тееха, а тяжести он переносил так легко, что его сила казалась просто геркулесовой.

Эль-тееха считали себя иудеями, но часть их уже прониклась учением пророка Мухаммада, и по вечерам эта группа племени отсаживалась в сторону, повернувшись лицом к Мекке. Однако все остальные садились в положенные часы кругом, накидывали на голову покрывала и, обмотав руки кожаными ремешками, начинали раскачиваться из стороны в сторону, что-то напевая. И, к удивлению Джоанны, к ним присоединился и Эйрик.

— Мартин, неужели твой оруженосец принял иудаизм? — поразилась она. — Но как ты, христианский рыцарь, позволил своему человеку сойтись с христопродавцами? Немедленно отзови его!

— Это его личное дело, — ответил Мартин. — Каков бы ни был Эйрик, не забывай, что вместе со мной он отправился вызволять тебя из Монреаля.