Вино пустили вдоль стола, и Лукас сказал:

— Это просто удивительная история! Не хотите ли выслушать тот вариант, в котором я перелезаю через врата Святой Анны под градом вересковых стрел, перебросив обессиленного Жерара через плечо?

— Ну и враль! — рявкнул Жерар, ударив по столу только что полученной кружкой, так что брызги полетели на всех соседей.

— На деле мы вышли из Задних ворот, — признался без лишних фантазий Лукас. — Там все разрушено, мы никого не видели. Мы не смогли пройти вдоль внешней стены, уйма какой-то нечисти мешала нам посмотреть, что там делается. Нам пришлось обойти это место за несколько улиц и вернуться к Принцевым вратам. В обращенной к парку стене галерейного крыла зияет большая дыра. Я не смог подобраться близко, однако похоже — что-то вырвалось из пола Большой галереи.

Томас достаточно хорошо знал Лукаса, чтобы не сомневаться в страхе, промелькнувшем в глазах лейтенанта. Страх он прятал за показным весельем, как это делают мужчины: чем громче смех, тем больше страх. В комнате сейчас, пожалуй, было шумновато.

— Прямо из пола? — спросил он. — Ты уверен в этом?

— Да. Только не спрашивай, что это было. Я не имею ни малейшего представления. Если бы мы не были под портиком и уже на половине пути наружу, то погибли бы. — Лукас задумчиво повернул кружку. — Там мы и так потеряли Арьянса, Брэндона и Лесара… — Он поднял голову. — Это я знаю.

— Всего погибло двадцать шесть человек.

— Ого!

— Ну а как в городе? — негромко спросил Гидеон.

— Трудно сказать. Одни дома успели взломать и поджечь. Другие наглухо заперты. На улицах — насколько видно — никого нет. За нами из дворца выбрались человек десять, однако они решились попытать счастья в городе. Мы же стали пробиваться назад к друзьям, чтобы принять среди них смерть, как подобает благородному человеку. — Он оглядел собравшихся. — Вот так. Ну а чем вы здесь занимались?

Томас проснулся, окоченев от холода. Дрова прогорели, очаг более не давал тепла, лишь среди пепла рдели красные огоньки. Все тепло, должно быть, терялось в застывшем воздухе. Поднявшись из кресла, бесчувственными руками он взялся за дрова, сложенные возле камина.

Растопка, которую он бросил на уголья, немедленно вспыхнула, и Томас принялся подкладывать поленья. Дрова загорелись не сразу, и, невесть сколько времени прождав, Томас наконец ощутил себя живым в этом пока еще не прогретом помещении.

Сидя на полу перед огнем и все еще ежась, он вслушивался в скрип деревянных балок дома, сопротивлявшихся натиску резкого ветра. Странные холода для этого времени года.

До начала зимы оставалось еще полтора-два месяца осенней дождливой погоды. Но таких морозов никогда не бывало раньше середины зимы.

С трудом поднявшись, он отыскал свой плащ на полу в другом конце комнаты и, закутавшись поплотнее, вышел в зал. Теперь его освещали только два фонаря; было холодно, как на ложе святого. Старинный дом, вмещавший сразу столько беспокойных тел, никак не мог притихнуть, однако все звуки: скрип досок под сапогами часовых наверху, беспорядочное шевеление спящих на полу зала, крик чем-то недовольного младенца — казались странно глухими. Тени, завернутые в одеяла, бродили возле темной каверны [Здесь: углубление, внутренняя часть камина] огромного очага, разводя огонь в вычищенном и не использовавшемся с прошлой зимы камине. Как только им удастся развести огонь, тепло от трубы позволит согреть и верхние этажи, хотя об уюте нечего и думать.

Томас направился вверх, застегивая на ходу рукава дублета.

Небольшое окошко на площадке второго этажа выходило во двор. Его уже начинал затягивать лед. Облака под порывами ветра мчались по небу, и шедшая на убыль луна то ярко освещала комнату, то оставляла ее, погружая в полнейший мрак. Томас слышал, как завывает ветер, как недовольно крякает передняя стена.

Шаги Каде были неслышными, однако Томаса почему-то не удивило, когда она появилась возле него.

— Грандье не один день трудился над этим, — сказала Каде.

Томас посмотрел на нее, однако отсутствие света не позволяло разглядеть выражение ее лица. Этакая цыганочка с рисунка… волосы во все стороны, рваная юбка волочится по полу. Плечи ее прикрывало одеяло, а ночь приглушила алое платье, заставив Каде казаться вещественной и очень похожей на человека. Томас спросил:

— А как он сделал это?

— Сегодня меняешь ветер, завтра собираешь облака над морем. Работа очень медленная и тонкая. Конечно, при этом может стать холоднее, чем нужно, и дождя может выпасть больше или меньше. Но кто это заметит?

Тощая луна осветила несущиеся по небу тучи: черные монолиты, гигантские и текучие.

— А вы можете что-нибудь сделать?

— Заклинания, устроившие все это, были произнесены не один месяц назад, когда силы благоприятствовали чарам. Ныне планеты находятся в неблагоприятных домах с точки зрения влияния на погоду, подходящие условия для атмосферной магии настанут не раньше чем через месяц. Он великолепно рассчитал время похолодания, и кто знает, сколько оно может продлиться. Гален, возможно, знает, с чего начать, но только не я. Титул королевы Воздуха и Тьмы достался мне по наследству. И меня не удостаивали ученого звания в Лодуне.

Какое-то время она постояла молча. Яростный ветер превращал стены дома в нечто хрупкое… словно бы только декоративный забор отделял их от разбушевавшегося злобного зверя. Томас обнаружил, что внимательно следит за Каде. Он более не знал, что думать о ней, и это смущало его куда больше, чем следовало бы, учитывая все прочие причины для беспокойства. «Я всегда пытаюсь понять своих врагов, — думал он, — но настало время признать, что единственное, в чем я уверен относительно нее, так это в том, что она не враг мне». Наконец он спросил:

— А что это такое — быть королевой Воздуха и Тьмы?

Каде нахмурилась и сказала:

— У меня нет королевства, я владею лишь замками, принадлежащими моей матери. Некоторые из них располагаются в крохотных карманах потустороннего мира, другие поставлены здесь, но защищены чарами. В известной степени судя по Титании и Оберону, другим правителям Фейра, — я ощущаю, что каким-то образом определяю их сущность. Возможно, устанавливаю равновесие между ними; сами же они существуют, чтобы компенсировать Двор Неблагий. Но в этом нет ни зла, ни добра. В общем, я не особенно зла, как и они чаще всего не слишком добры, во всяком случае по человеческим меркам. — Она поежилась, и лунный свет высеребрил ее волосы. — Неблагий Двор не одобряет никаких равновесий, и они все время строят козни, чтобы нарушить порядок вещей. Моя мать Мойра заключила с ними пари, обещав, что выкрадет из конюшен Оберона все зерно — до последнего зернышка. Она миновала караул фейри и приказала исчезнуть всем зернам, кроме одного льняного семени. Двор Неблагий заставил цветочного эльфа, обитавшего в стойле, спрятать зернышко в чашечке цветка, так что Мойра не сумела его отыскать. Так она проиграла пари и была за это низвергнута в Ад. Похоже, они считали, что я стану их благодарить. Ее трудно было назвать приятной особой, и совместная жизнь не доставляла нам обеим особого восторга, однако Мойра все же была моей матерью. — Буквально через мгновение она стряхнула с себя все воспоминания и плотнее закуталась в одеяло. — Завтра погода сделается еще хуже. Грандье не пожалеет для нас снега.