— Вы льстите мне.

— Этого требовала моя гордость, ведь, я видел, как вы ненавидите меня.

По двору пробежала поземка, засыпая снегом сапоги. Томас поискал слова, способные нанести самую глубокую рану, и, чуточку помедлив, сказал:

— Я знаю об этом, поскольку всегда находил ваши мотивы прозрачными. Он поглядел на Дензиля и был вознагражден вырвавшимся из глубины голубых глаз гневом.

— Слова, — негромко ответил герцог. — Равенна стареет, Томас. Подумайте о том, как бы не пасть вместе с нею.

— Думать нужно вам. Если мне суждено пасть, я заберу вас с собою, зло отрезал Томас, повернулся и ушел прочь.

Двор возле Принцевых врат, разделявший невысокие внутренние ворота и могучую наружную башню, замыкала южная сторона бастиона. Стены занимали гвардейцы королевы и альбонские рыцари, утренние страхи заставляли забыть о ночной напряженности во взаимоотношениях.

Радуясь свободе, кобыла Томаса, выплясывая, пошла боком по раскисшей под снегом земле, и ему пришлось взяться за поводья. Возле него на конях сидели полсотни гвардейцев. Вивэн и почти все уцелевшие цистериане ожидали сигнала от дозорных, оставшихся на стене.

Снежинки хрусталиками поблескивали на полях шляп, в волосах и мехе плащей. Ренье взмахнул сверху стены, большие ворота отворились, и они выехали.

Многие из богатых домов у дороги явно были застигнуты врасплох. Разбитые окна и двери зияли черными дырами, беспрепятственно пропуская снег. Нельзя было придумать лучшего дневного убежища для затаившихся фейри. Несколько домов напротив оставались тщательно запертыми, и никаких внешних знаков вторжения на них не было видно, да и когда гвардейцы выехали на улицу, никто там не шевельнулся.

В снегу застыло несколько тел. Боевые кони, приученные не бояться убитых, могли потоптать трупы, если бы Томас не свернул в сторону. Двор Неблагий не мог явиться, пока светило солнце — пусть даже за серыми низкими облаками. Если только тучи еще более не сгустятся, перекрывая свет, люди не встретятся сегодня с той силой, которая изгнала их из Старого Дворца. Но черные эльфы, следующие за Волшебством, не боялись дня. Скоро появятся летучие твари, ползучие — под снежным покрывалом — и прыгучие — с крыш и из разбитых окон выстроившихся вдоль домов. Так сказала им Гадена Каде. Томас не знал, где сейчас Каде: следит ли за ними или вернулась в Фейр? После бегства Грандье они направились в расположенные возле дворца кухни, чтобы переговорить. Слуги разожгли печи, и там было тепло. Люди еще не оставили помещение; мужчины и женщины паковали припасы в дорогу. Они остановились возле кладовых, у бочек с яблоками, мукой и ячменем, рядом с полками с кругами обмазанных воском желтых и белых сыров. И вдруг на одном из бочонков с яблоками Томас увидел Каде. Он подъехал к ней, и она, разглядывая рубины в застежке его плаща, спросила:

— А откуда ты знаешь, что он мертв?

Томас, взяв с собой копию исповеди Грандье, подал ей.

Она прочла бумагу два раза, глаза ее померкли. Томас негромко сказал:

— Он хотел, чтобы мы полностью положились на одного чародея, и выбрал для этого Галена Дубелла. Доктора Сюрьете и Милама он убил после того, как дворцовый чародей убедил Равенну возвратить Дубелла. Он говорил, что было проще простого вручить доктору и его помощнику заговоренный объект; ведь они думали, что имеют дело с другом. Поэтому они погибли — подобно самому Дубеллу, его слугам в Лодуне, шуту из твоей труппы и шпиону по имени Гамбин, подобно лорду Лестраку, знавшему опасно много об их плане и наделавшему ошибок. Наверное, это не все, но мы никогда не сумеем даже сосчитать их. Я думал, что агентом Грандье во дворце является Дензиль, что он-то и унес ключ-камень. Но Дензиль не знал, где его искать, однако об этом было известно доктору Брауну и Дубеллу. В ту ночь Брауна убили потому, что он что-то сообразил или нашел нечто важное, по его мнению. Он возвращался в Королевский бастион. Дубелл направился тем же путем к галерее. Они встретились, и Браун решил сказать мнимому Дубеллу то, что намеревался открыть мне. Они вошли в этот салон и… Браун обожествлял этого человека и не имел оснований для подозрений. Иначе он дважды подумал бы, прежде чем повернуться к нему спиной. Кстати, и я доверял ему, но я не позволяю себе легкомыслия в подобных вещах. Грандье сыграл свою роль самым наилучшим образом.

Каде перевернула бумагу и принялась разглядывать ее с тыльной стороны.

— Ты сообщила ему, что намереваешься проникнуть во дворец с труппой актеров, так? — спросил Томас.

Она кивнула:

— Он говорил, что так и не получил этого письма.

— Это неправда. Ты была тогда права: голем действительно разыскивал тебя. Грандье нужно было только узнать, какая труппа скорее всего получит приглашение во дворец, и устроить в ней голема. Ты лучше всех знала Галена Дубелла и в первую очередь могла разоблачить обман. Я думаю, что сюда его ввел Дензиль. Контакты поддерживались через Лестрака и Донтана, так что Дензиль мог не знать, что Грандье занял тело Дубелла. Так Грандье мог отговорить Роланда, когда речь зашла о стенах Бель-Гарда, и мы видели в нем лишь самостоятельного человека, не испытывающего симпатии к Дензилю. Сопротивление графа было неподдельным, и никто не мог заподозрить существующей между ними связи. Иного пути для него не оставалось. Грандье был изувечен пытками, и он не смог бы пробраться сюда незамеченным в своем истинном виде. Он воспользовался этим способом, чтобы спокойно передвигаться по Бишре и отомстить следователям инквизиции, вызвать мор и неурожай.

Каде впервые встретилась с Томасом взглядом.

— Тогда почему он позволил ограждениям снова сомкнуться? Он мог бы раздвинуть их пошире и напустить на нас воинство. Он мог это сделать в любое мгновение.

— Этого я не знаю. Не знаю причин его поступков, — признался Томас. Он вспоминал пожар в Речном квартале и то, что волшебное пламя решительным образом воспротивилось распространению на другие дома, теснившиеся на улочке. В то время он отметил это равенство злобы и сдержанности, но и теперь понимал его не более, чем тогда. — Почему он решил помогать именно Дензилю… Я не думаю, что Грандье таил злобу против Дубелла. Просто тот наилучшим образом подходил его целям. Человек надежный, известный, на десять лет угодивший в ссылку. Он жил в Лодуне один, без семьи…

Каде перебила его:

— В прошлом году он перестал брать учеников. Объявил, что работает над трактатом о… — Она умолкла и спрятала лицо в ладонях.

Шагнув к ней, Томас отвел руки Каде от лица. Она не плакала. Томас рассчитывал увидеть слезы и ярость, однако в этом раненом молчании было больше горя.

— Мне нужна твоя помощь.

Каде поняла, что он взял ее за руки, и высвободила их. Она встала, отошла на несколько шагов и, не поворачиваясь, сказала:

— Я ухожу отсюда. Так собиралась я сказать Галену, когда услышала, что ты называешь его Грандье.

— Почему?

Каде долгим взглядом поглядела на него. На этот раз по щекам ее текли слезы, однако на лице было уже знакомое напряженное выражение.