— Что…

Лопес провел ладонью по поверхности письменного стола, сбросил на пол бумаги, фотографии и телефон тоже. Мужчина резко встал. Он был гораздо выше Лопеса. Лопес толкнул в его сторону стол и, пока тот нагибался, снова придвинул стол к себе, быстро обошел вокруг — мужчина все еще стоял согнувшись — и ударил его ногой прямо в коленную чашечку. Тот сразу же рухнул на пол.

Лопес стоял над ним и ничего не говорил. Мужчина, валяясь на полу, прижимал к себе колено и жалобно стонал. Стоны постепенно умолкали. Лопес нагнулся, схватил его за волосы.

— А теперь ты дашь мне карточку на типа с улицы Падуи, дерьмо. Никому не звони и смотри не морочь мне голову. Если будешь морочить мне голову — будь осторожен всякий раз, как выходишь отсюда, потому что я вернусь и убью тебя, кусок дерьма. Я тебя убью, ты понял? Приду специально, чтоб убить тебя. А теперь вставай и давай мне эту чертову карточку. Ты понял?

Человек стонал и не шевелился. Лопес четким движением дернул его за волосы:

— Ты понял или нет, говнюк?

Мужчина кивнул. Лопес выпустил его. На своей потной ладони заметил прилипший клок волос.

Когда он через четверть часа спустился в вестибюль, в руках у него была личная карточка человека с улицы Падуи. Калимани посмотрел, как он выходит из резиденции «Сайнс Релижн», ни слова не сказал и последовал за ним — они вышли напротив скотобойни, перед многоквартирными домами в Кальвайрате.

Его звали Микеле Терцани, он родился в 1954 году. Ранее принадлежал к «Ордине Нуово». Дважды приговорен заочно в конце семидесятых годов: ничего серьезного, всего лишь оказывал гостеприимство важным шишкам этого движения. За решеткой провел немного. В середине восьмидесятых годов — великое открытие. Он вступил в «Сайнс Релижн». Никто не возмутился разбазариванием денег, которым он занимался, участвуя в программах церкви. О родственниках, которым он был бы небезразличен, не было известий — по крайней мере в карточке «Сайнс Релижн». Поездки за счет церкви: Копенгаген, Париж, Майями. Через десять лет после вступления в «Сайнс Релижн» он вышел оттуда, угрожая судебными процессами и громкими разоблачениями в прессе. Разумеется, хода своим угрозам он не дал. Но «Сайнс Релижн» не спускала с него глаз. Группы бывших приверженцев, казалось, были настроены очень агрессивно по отношению к церкви-матери. На карточке имелась пометка: «враждебен». Члены «Сайнс Релижн» явно контролировали деятельность тех, кто выступил против церкви. Полетт Роулинг — женщина из «Операции Фрикаут», упомянутая в рапорте, переданным Сантовито американскими спецслужбами, — была как раз враждебна. Бдительно следить за возможностью возникновения неприятностей, возвращать на путь истинный заблудших овечек, делать собственных апостолов из секретных агентов — это старая тактика, которой пользовалась любая церковь, чтобы бороться с миром. Старый добрый след Бога на светской земле.

Лопес проверил, нет ли в карточке ссылок на группу Ишмаэля. Никаких ссылок. Потом он занялся личными данными. Адрес: улица Сан-Гальдино, 15. Посмотрел по карте города, в то время как Калимани разогревал двигатель машины. Район Монументального кладбища, перекресток у площади Диоклетиана. Они включили сирену, Лопес попросил по рации машину подкрепления — ему с трудом удавалось удержать свой восторг: всего день после обнаружения трупа, а они уже вот-вот войдут в квартиру человека с улицы Падуи.

Они круто свернули на извилистую дорогу, что шла вдоль боковой ограды Монументального кладбища: стена из полосатого мрамора, вершины крестов и макушки кипарисов едва выступали над контрфорсами. Было холодно — металлический, магнитный холод земли, под которой покоятся мертвые. Киоски, где продают цветы, закрыты. Кладбище, должно быть, было почти пусто. Длинная гладкая стена справа следовала направлению бульвара, что заворачивал к площади Диоклетиана. Прошел трамвай, медленный и длинный, оранжевый, раздвигая густые пучки сухой травы, выросшей между рельсами. В этом месте открывалось небо: вокруг нигде не было домов. Сирена рассекала тишину. Низкие тучи, летучие и единообразные, рассеивались на окраине, где пространство нарушали силуэты многоэтажных домов, которые стремительно приближались по мере того, как приближалась машина, — по направлению к улице Чинизио. Калимани проскочил следующий перекресток, проехав на красный свет. Шины визжали, когда машина поворачивала, объезжая по широкому полукругу площадь Диоклетиана. Они въехали в узкую, темную, заросшую деревьями улицу, которая открылась справа, за крайним поворотом. Это была улица Сан-Гальдино. Возле дома 15 их уже ждала патрульная машина.

Квартира Микеле Терцани находилась на четвертом этаже. Им понадобилось минут десять, чтобы взломать дверь. Вошли внутрь, в темноту, удушливую из-за пыли, висящей в пространстве из-за почти полного отсутствия воздуха. В первой комнате было окно, Калимани поднял жалюзи, распахнул ставни, и воздух плотной струей проник в помещение. Квартира выглядела более чем достойно: много книг, две комнаты, ванная в полном порядке. В спальне, над изголовьем кровати, Лопес увидел длинную тонкую белую ленту, прибитую тремя маленькими гвоздями к стене, — микроскопические выведенные чернилами буквы составляли надпись: «ИШМАЭЛЬ ВЕЛИК». Лента была точно такая же, как та, что висела над кроватью Клемансо — француза, совершившего неудачное покушение на Киссинджера. Он почувствовал липкий и бурный приступ восторга.

Он попал в самую точку.

В доме Терцани не было компьютера. У них не будет возможности отследить его почту. Два агента из патрульной машины рылись в шкафу, но не знали, что искать. Температура падала, из распахнутого окна шла густая масса холода. Лопес стал открывать ящики столов на кухне. Потом принялся искать фотографии, но не нашел их. В спальне осмотрел комод. В ванной — подставку для обуви. Внутри маленькой полочки рядом с раковиной он увидел множество упаковок психотропных средств. Потом вернулся в спальню, приподнял простыню, матрас, стал искать на сетке кровати. Там была стопка журналов — завязанный целлофановый пакет. Он разорвал пластик. Это были порножурналы. Садомазохистские журналы. Нескольких страниц не хватало. На других фотографии были разрезаны. Лопес узнал эти журналы: те же самые, что они с Серо нашли в доме Клемансо. Те же самые вырезки, тех же самых страниц не хватает. Лопес подумал о ритуальных церемониях Ишмаэля. В окрестностях Парижа и в Детройте силы порядка застигли верующих в момент исполнения садомазохистского ритуала. В центре всегда ребенок.

Он рассеянно листал журнал, безразлично пропуская вырезки. Со страниц выскользнули на пол две бумажки. Он нагнулся, чтобы поднять их, и остолбенел, открыв рот. Это не были визитки. Это были два билета на самолет. Милан — Гамбург и обратно, вылет 15 февраля, возвращение — 16. Он порылся в кармане пиджака, вытащил два билета, обнаруженные в доме Клемансо: Париж — Гамбург и обратно, 15 февраля. Город совпадал. Дни совпадали. 15 февраля приверженцы Ишмаэля собирались в Гамбурге. Он сопоставил образы садомазохистских сцен, отпечатанные на мелованной бумаге журналов: женщины с бедрами, покрасневшими от ударов ремнем, зажатые щипцами яички, горизонтальные синяки на ягодицах, веревки, сжимающие запястья, огромные «самотыки», растянутые анусы. В точности как у двух трупов приверженцев Ишмаэля — парижского и миланского. Это несомненно. В Гамбурге Ишмаэль справлял один из своих ритуалов.