Он перекинул поводья назад, но я не поняла, чего он от меня ждет, и покрепче вцепилась в переднюю луку седла. Сидеть на лошади было… неудобно. К тому же выровнявшись, я перестала доставать до стремян.

— А теперь попробуй, как ты себя будешь чувствовать при передвижении, — посоветовал проклятый наемник и повел лошадь, придерживая повод у самой морды.

Я чуть не заорала. Кольд вел кобылу шагом, держалась я крепко, но лошадь раскачивалась на каждом шагу, отчего сидеть было очень неудобно и страшно. К тому же у меня уже через несколько шагов заболели ноги — почему-то голени, хотя я была уверена, что заболят бедра. Седло оказалось жестким и совсем не приспособленным для сидения, стремена раскачивались и били меня по подошвам сапог, а несчастную животину по бокам. Поймать их на ходу никак не удавалось; просить Кольда остановиться и помочь мне вдеть ноги в стремена не хотелось. Мне было очень жаль кобылу, которую стремена били по бокам, но она, похоже, не обращала внимания на неудобства. Покорно шла за Кольдом, низко опустив голову, и все. Не удивлюсь, если она спрашивала себя, когда это издевательство закончится. Я, во всяком случае, спрашивала. Закричать, потребовать остановиться мне мешали остатки гордости. А еще — страх, что зловредный Кольд еще и бегом пустится, мне назло. Я и так едва держусь! Вроде и сижу крепко, но ощущение… не знаю, если бы меня связанной бросили на дно лодки и пустили бы в Реку в ветреную погоду — я бы, наверное, так себя чувствовала. Выпасть бы не боялась, но за свою безопасность не поручилась бы ни монеткой. И чего она так раскачивается? Когда со стороны смотришь, кажется, ровно идет!

Шаг, еще шаг, еще.

Хватит!!!

— Ну, как, еще покатаешься или хватит? — спросил наемник, когда мы отошли от Тиана минуты так на две-три. — Мы еще поесть собирались.

— Хватит, — еле выдавливаю из себя. Боюсь говорить — голос дрожит от страха. Я сама себе противна.

— Позволишь себя снять или хочешь сама спуститься? — смеется. Чувствует мой страх, хочет поиздеваться?

— Сама. — Твердо. Я — Старшая.

— Тогда едем обратно.

Я сжимаю зубы. Это недолго. Это близко.

Кольд, словно нарочно измываясь, обратно вел кобылу нарочито-медленно, так, что к концу пути я уже потеряла всякую надежду ступить когда-нибудь на твердую почву. Мы доехали до Тиана, поганец-наемник заставил лошадь еще сделать почетный круг, разворачивая животину тем же боком к камню, что и прежде.

— Не передумала? Не надо помочь?

— Нет. — Сквозь зубы. Я справлюсь. Хаос!

— Тогда давай так же, только наоборот. Перекидывай ногу, держись за луки седла и спускайся.

Спуск мне удался со второй попытки. Не знаю, кто выбирал лошадь, но это оказалось на редкость невозмутимое животное — даже не вздрогнула, когда я сначала задела ее сапогом по крупу.

Все. Я на земле. Верховая езда позади. Меня слегка покачивало, к тому же я потянула ногу, когда слезала. Больно, неприятно, противно. О, Стихии! Никто же не едет всю дорогу шагом, на лошадях ведь скакать положено. Рысью, галопом… какие там еще аллюры бывают?..

— Не-е-ет! — вслух всхлипываю я и бросаюсь к Тиану. Он — добрый, он поймет. Утыкаюсь головой в грудь, прижимаюсь, плачу. Мне действительно страшно. — Нет, Тиан, миленький, пожалуйста! Я не могу ездить на лошади, мне страшно, я боюсь упасть! Ну, подумай, пожалуйста, я шагом едва выдержала, мы из-за меня еще медленнее пойдем, чем пешком, проще другого обоза дождаться, пожалуйста, Тиан, я очень тебя прошу! Не надо лошади, я не поеду!

Тиан вздохнул, погладил меня по голове — как ребенка — осторожно отстранил и посмотрел в глаза. В его твердом взгляде я прочла свой приговор.

— Поедешь, — только и сказал мой человек. Я смирилась. А что мне еще оставалось?

Тиан

К вечеру я проклял тот миг, когда согласился с наемником. Нет, мы проехали много больше, чем прошли бы, но я проклял все на свете. Болело все тело. А уж о том, смогу ли я свести ноги вместе, как вылезу из седла, и какая у меня будет походочка, я старался не думать.

Нару, похоже, терзали те же мысли. Бедная… У меня есть хоть какой-то опыт, а она впервые в седло села.

— Остановимся на привал? — спросил Кольд, с сочувствием глядя на Нару. Хм…

— Вон там, смотрите, просека, — указал я. Странно, но в темноте я видел едва ли не лучше, чем днем. Наследство Генерала, будь он проклят.

— Отлично. Небось, лагерь караванщиков. Они такие устраивают, специально людей вперед посылают, — обрадовался Кольд. Нара скорчила страдальческую гримасу. Ну да, обоз… Небось он-то тут на ночлег и остановился, мы вполне могли догнать его к этому времени…

Мы спешились. Кольд легко спрыгнул, помог Наре… А вот я почти свалился на землю. Ведя коней в поводу, мы пошли по просеке. Я — чуть впереди, Кольд и Нара бок о бок сзади.

— Вот сейчас каши сварим… — мечтательно произнес Кольд.

— Какой каши?! — возмутилась Нара. — Спать мы ляжем! Я про еду и думать не могу, а ты — каши! Стихии!

Я резко остановился.

— Что там? — спросили они одновременно.

— Кажется, ни ужина, ни сна нам не светит, — прошептал я, оглядывая поляну.

— О, Хаос! — Нара выглянула из-за моего плеча. Потом зажала рот ладонью и застонала.

Обоза не было. Были шесть тел охранников, снятых арбалетными болтами, разграбленные повозки и лежащий у костра едва дышащий маг, скребущий обломанными ногтями мерзлую землю.

Опомнившись, я бросился к нему. Кольд и Нара бросили лошадей, поспешили за мной.

Перевернув мага, я обнаружил, что его не задели. Что ж такое? Ран нет, а крови натекло, будто его тупым мечом кромсали!

— Перенапрягся, — авторитетно заметил Кольд. Небось из-за деревьев как начали стрелять, он защиту поставил. Держал, пока мог, понимал — как только снимет — конец всем. Может, думал, что помощь подоспеет, может, не рассчитал чего.

— Ему можно помочь? — спросил я. Нет, мне этот надменный ублюдок не нравился, но я не желал ему смерти.

— Раз сразу не сдох, теперь оклемается, — сообщил Кольд равнодушно.

Маг дернулся, распахнул черные от боли глаза и простонал:

— По… мо… ги…

А потом выгнулся дугой, заскреб скрюченными пальцами в воздухе, схватил меня, пытающегося его удержать, за волосы…

Стянул ленту.

— Мать твою! — только и мог произнести Кольд.

— Помоги… Помоги… Спаси их… — продолжал выть маг. А я с досадой глядел на него, трусливо желая, чтобы можно было изменить прошлое. Жалея, что проклятый маг не сдох вместе с охраной…

Потому, что я не мог отказать в помощи попросившему о ней.

Он ненавидел это озеро. Десять тысяч лет оно служило ему тюрьмой. Десять тысяч лет в стальных оковах он спал на его дне… Два века вот прошло, как его освободили, но до сих пор он порой вынужден напоминать себе, что все вокруг — не сон.