от главного истерика! — тут же взбесилась блондинка, — Как его! Огарнова, мать его! Он тоже самое говорил! Что твоя машина просто уничтожит всё хорошее в людях! В мире! В стране!

— П*здел он как Троцкий, — отмахнулся я, — Ничего подобного. Объясню как для ребенка, вы уж извините. Вот вы, Окалина Нелла Аркадьевна, офигенный… организатор и командир, недаром на таком высоком посту работаете и доверием пользуетесь. Но вот убили вас, а другой такой красивой, сильной и опытной женщины нет. А может и есть, но потенциально. Система в будущем будет решать все три варианта — заботиться, чтобы вас не кокнули, раскрывать возможные потенциалы, находить нужных людей на нужные места. Она сама по себе никого не поработит, наоборот, станет бессмертным другом и поддержкой каждому отдельному человеку. Советником, бухгалтером, психиатром, аналитиком, папой или мамой… если будет необходимо. Она не злой и не добрый господин. Вообще не господин и не тиран. Самое страшное, что она будет творить — так это запрещать людям использовать к своей выгоде несовершенство управляющих ими систем. Коррупция, злоупотребление властью, наместничество, откаты, непотизм, любые гнилые схемы. Наша страна хотела воспитать нового человека — хорошего, честного, самоотверженного патриота. Эта инициатива обречена на провал, вы сами прекрасно это понимаете. Наше изобретение — в будущем станет нечеловеческим разумом, который будет бороться с человеческими грехами. Не даст любым уродам оставаться безнаказанными. Вот и всё.

Товарищ майор, слушая меня с чрезвычайно серьезным лицом, молчала аж три минуты. А потом непринужденно задала вопрос, заставивший меня поперхнуться:

— То есть, мне можно отпустить кнопку детонатора?

— Это когда я вам начальством стал? — хрюкнул я, — Хотите — держите, хотите — отпускайте. Можете даже нажать. Я что-то вообще не вижу, что могу в такой ситуации сделать. Да даже не знаю, сколько мне жить-то осталось. Внутри нехило так подпекает…

— Паршиво… — процедила моя бывшая начальница, действительно извлекая из-под задницы какую-то небольшую коробку с кнопками, — Тогда, Виктор Анатольевич, давай решать здесь и сейчас, что будем делать. Потому что, товарищ Симулянт, первое, что мы сделаем — так это возьмем штурмом НИИСУКРС, доберемся до Нинки и попросим её тебя обследовать. После заключения сделки Валиаччи передал в качестве гаранта имевшиеся у него сведения о неогенах с искусственно раскаченным источником, то есть о «био-бомбах», мне об этом потрудились сообщить при попытках перевербовки, но не суть. Суть в том, что после Нинки у нас шанса не будет спокойно сесть и всё обговорить. Понять, что делать, мы должны здесь и сейчас.

— А какие есть варианты? — спокойно спросил я, — Ни одного не вижу.

— Два, с одинаковым исходом, — глубоко вздохнула богатырская блондинка, — Либо мы пытаемся устранить Валиаччи, либо… Данко. Юля сказала, что в случае смерти первого шансы отмены протокола уничтожения Зон — одиннадцать процентов.

— А если… Васю?

— Сорок пять. Итальянец, оказавшись в безвыходном положении, способен достать из кармана козыри, которые смогут переубедить тех, у кого пальцы на кнопках.

— Значит, одиннадцать, — твердо ответил я.

— Мир не достоин и одной слезинки младенца, а, Изотов? — не споря, мрачно спросила женщина.

— В такой ситуации — да, — твердо ответил я, — Я разговаривал с Валиаччи лично. Тогда, при нашей беседе, он называл то, что задумал, «проектом». Ему, Нелла Аркадьевна, очень нужно было меня убедить сдать Данко. Очень. Но он не раскрыл никаких деталей, ничего не обещал, только одно — что Василию не будет причинен вред. Я очень сомневаюсь, что задуманное этим итальянцем осуществится так, как он предполагает. Я очень сомневаюсь, что он собирается открыть искусственное… что бы там ни было. Приговорить ребенка в ситуации, когда ничего не ясно и кругом бардак — это высшая степень некомпетентности и увеличение энтропии. Лучше я убью одного виноватого итальянца и уменьшу энтропию в целом.

— Речь идет о жизни Юльки! О жизнях твоих девчонок! Друзей! Всех!

— Я это понимаю, товарищ майор, — спокойно отреагировал я на повышенный тон приходящей в себя женщины, — А вы понимаете, что в мире ничего не изменилось с тех пор, как уничтожили африканскую Зону? Совсем ничего? Совсем-совсем-совсем ничего? Вот это — точно. Вы готовы убить ребенка ради предположений? Я не дам, точка. Так что давайте не будем плодить сущности?

И мы не стали.

Окалина раздобыла среди ящиков в землянке огромную рацию, включила её, отдала несколько коротких шифрованных распоряжений, после чего мы выпили еще немного чаю, а затем полетели назад, в Стакомск.

Конечно, в мире может стоять дикий шухер, везде могут грызться, строить планы, сочинять стратегии и создавать союзы, но всё это — игры старого мира. Сейчас мы были на войне, где все homo sapiens, несмотря на их ракеты, секретные протоколы и танки, все они были зрителями… или судьями. Мы летели на войну без людей. Нашу войну.

Глава 21

Реквием по смирению

— Нелька, ты сдурела, слышишь? Сдурела! — приговаривала Нина Валерьевна, налепляя на меня один датчик за другим, — Вы оба сдурели! Сейчас по нам ракетами бить будут!

— Не ссы, подруга, не будут, — майор была невозмутима как скала, — Логинов сцепился с «ксюхами» прямо у них в ЦУ, хочет ввести военное положение в городе, но ему банально не дают, угрожают поднять бунт, а то и вообще исчезнуть его по-тихому. Мне доложили, что они третий час сидят, рогами сцепившись. Мы с Витей зашли тихо-мирно, оцепления нет, а остальных он расклеил по стенкам с заткнутыми ртами. Связь я грохнула. Час пятьдесят у тебя есть.

— Думаешь? Неля, ты думаешь? А если он… — кивок на меня, —…начнет обращаться?!!

— Тогда товарищ майор раздавит мне голову, — ученую надо было успокоить, так что я вмешался, — Это работает, Нина Валерьевна, я точно знаю.

— Витя! — по-бабьи взвизгнув, товарищ Молоко уронила датчики, внезапно обнимая меня, — О чем ты говоришь⁈ Как это… раздавить⁈

— Так, а ну, подруга, давай-ка ты водки выпьешь, — пригрозила Окалина, начав искать по ящикам, — Что-то тебя тут совсем заездили, смотрю.

Действительно, полненькая невысокая Молоко выглядела порядком измотанной. Наше появление придало ученой сил и мотивации, но выглядела всё равно она так, что любой врач сразу бы прописал ей неделю отдыха. Налепив на меня датчики, Нина Валерьевна убежала за пульты с мониторами, а мы с товарищем майором остались стоять. Молча.

— Думаешь, что я беспощадная сука? — неожиданно нарушила тишину женщина-богатырь.

— Нет, не думаю, — хрюкнул я, — Знаю.

— Сам такой же, — ничуть не обиделась женщина, — Я тебя понимаю. Очертил границы, назначил близких и прёшь дальше. Было бы надо — ты Колунову собственными руками бы голову открутил, медленно причем. И Юльке открутил бы, и Янлинь, и Веронике. И мне с Нинкой.

— Конечно, — я почувствовал, как некоторые датчики нагрелись, а некоторые стали покалывать короткими ударами электричества, — Только смысл тогда жить? У меня есть приоритеты. То, что я назначил себе главным в этой жизни.

— То есть эту свою машину, да? — на красивом жестком лице блондинки слегка вспухли желваки.

— Мне открыто вас на х*й послать, Нелла Аркадьевна? — поинтересовался я жестко, — У нас уже был разговор на эту тему. Вы сами давали присягу, сами служили, сами добились, сами выбрали себе такую жизнь, сунув в себя дерево. Меня же привели за рога и швырнули в стойло. Вы, своими собственными руками, макнули мои руки в кровь. Вы видите, как всё вокруг летит к чертям, стоило только появиться серьезной угрозе. Это всё, что в данный момент накрывается п*здой — ваших рук дело. Моих — будет стоять вечно. Люди никогда не откажутся от комфорта, от защиты, от соблюдения всех своих прав. Люди, слабые и жалкие по сравнению с нами — знают, что такое правила… и ценят их. Правила, законы, ограничения — это то, что должно работать для всех, всегда, двадцать четыре, мать вашу, часа в сутки. Вы не могли и не смогли бы подобное сотворить, а мы, я и ваша дочь — сделали. Поэтому даже если сейчас упадут бомбы, стерев Зоны с лица земли, если я и вы сдохнем, если сдохнут все неосапианты — человечество будет не просто жить, а будет процветать. Всё.

— Я бы… предпочла, — с трудом проговорила в ответ на эту отповедь Окалина, — Чтобы у тебя… на первом месте… стояла Юлька. Как ты у неё.

— А Юлька бы предпочла расти и жить с матерью! —