Когда тот прибыл на первый этаж, метрдотель придержал двери, давая мне пройти внутрь, затем дал указания молоденькому пареньку, и тот нажал кнопку последнего этажа.

— Хорошего вечера, мадемуазель, — поклонился метрдотель.

Двери лифта закрылись, а уже через минуту я вышла на крышу отеля. Здесь никого не было. Странно! Куда подевались остальные? Неужели я приехала первая? Однако в следующее мгновение я уже забыла об этом. Передо мной простирался захватывающий дух вид. Внизу, под отелем, располагался сад с пальмами, тропическими деревьями и бассейнами, а вдалеке виднелись пирамиды. На фоне черного неба они светились загадочным теплым огнем.

Мне казалось, что я попала в другую реальность и стою не на крыше современного отеля, а на балконе дворца фараона и наблюдаю самый великолепный пейзаж, когда-либо созданный человеком. Пирамиды сияли желтым золотом, и сейчас, издалека, наполовину скрытые тьмой, они не казались обветшалой осыпающейся гигантской грудой камней.

— Говорят, в былые времена они были обтесаны белыми плитами, а пирамидион был золотым, — раздался позади знакомый голос, заставивший меня вздрогнуть и пустить сердце в галоп.

Глава 51

Я резко обернулась.

— Так и знала, что с этой вечеринкой что-то не так, — прошипела я и быстрым шагом двинулась к выходу.

— Не так быстро, Лада, — преградил мне дорогу Спартак.

— Пропусти.

— Нет.

Он сделал шаг ко мне — я шаг назад. Он снова шагнул вперед — я снова отступила. И отступала до тех пор, пока не наткнулась спиной на парапет, огораживающий крышу.

— Я хочу уйти, — четко выговорила я каждое слово.

— Уйдешь после того, как поговорим, — мягко ответил он, заглядывая мне в глаза.

— Не хочу, — я отвернулась, уткнувшись взглядом в пирамиды, и тут же почувствовала, что Спартак встал совсем рядом.

Его руки уперлись в перила по обеим сторонам от меня.

— Я буду говорить, а ты выслушаешь, — произнес он.

— Я не хочу слушать ни оправданий, ни объяснений.

— Придется.

— Не хочу, — упрямо повторила я.

Я чувствовала, как он напряжен. Он не касался меня, но я кожей ощущала его близкое присутствие, его дыхание шевелило мои волосы, а жар его тела передавался и мне. Носа коснулся тонкий аромат парфюма Спартака, смешанного с запахом его кожи. Сердце болезненно сжалось, и я поняла, что, как бы я ни хорохорилась, Спартак уже давно стал мне родным. Я чувствовала, что моя душа вот-вот рассыплется на тысячи осколков.

Мы стояли молча какое-то время, потом он заговорил:

— Я улетел в Канаду, рассчитывая вернуться через пару дней…

— Но там оказалось так сладко, что ты задержался на два месяца, — саркастично выпалила я.

— Замолчи и не перебивай, — устало, но при этом жестко сказал Спартак. — Из Канады я тут же улетел в Штаты. Как оказалось, Ангелина, моя дочь, уехала на каникулы к подружке, там познакомилась с каким-то парнем и сбежала с ним, позвонив матери и сказав, что она собирается замуж. Мне пришлось найти дочь, найти ублюдка, который решил попользоваться шестнадцатилетней девочкой, и вернуть Ангелину назад. Убедить ее, что не я, ее отец, козел, а тот, кто совратил несовершеннолетнюю. Это было сложно. Почти невозможно. Ангелина, она в мать… Экзальтированная, склонная к истерии. В общем, сложная…

— Ты мог бы позвонить и просто рассказать мне.

— Не мог. Через пару дней после возвращения в Канаду дочь попыталась покончить с собой.

Я дернулась, почувствовав, как холодеют руки.

— Ничего страшного не произошло, она скорее хотела напугать меня и мать, чем реально убить себя. Но… я не мог оставить ее в таком состоянии и уехать. И тебе рассказать не мог, потому что не хотел, чтобы ты варилась во всем этом, Лада. У Ангелины такой характер от матери. Катерину ты видела и наверняка поняла, что она не в себе.

— Не в себе?

— Да, она… У нее проблемы с психикой.

Жена Островского действительно мне показалась несколько странной, экспрессивной, смеющейся слишком громко, невпопад, но я это списала на не очень высокий интеллект и характер. Что уж там, я посчитала ее обычной тупоголовой блондинкой.

— Мы поженились с Катериной совсем молодыми. Ей было двадцать, мне на пару лет больше. Я был молод и влюблен. Поначалу мне казалось, что она просто слишком эмоциональная: она могла ластиться, как кошка, быть до безумия счастливой в одну минуту, а в следующую биться в слезах, обижаясь на какую-нибудь шутку. Перепады настроения были нормой. И если в первые пару лет отношений это случалось лишь от случая к случаю, то после рождения дочери все полетело к чертям. Видимо, постродовая депрессия запустила болезнь, дремавшую многие годы. Катерина лечилась, сидела на антидепрессантах и других лекарствах. Ее состояние улучшалось, но наши отношения — нет. Я все время ходил по краю, понимая, что одно мое слово может снова заставить ее слететь с катушек.

— Она сумасшедшая? — пересохшие небо и язык сделали голос хриплым.

— Не совсем. У нее истерический невроз. Это купируется, но не исчезает бесследно. Когда Катерина прошла очередной курс лечения и пришла в себя, ее родители предложили ей переехать к ним в Канаду. Она согласилась, а я остался здесь. Моя компания разрасталась, и я не мог бросить дела, да и не хотел. Я позволил ей забрать Ангелину, потому что без дочери Катерина бы не смогла нормально существовать. К тому же в Канаде ее родители, которые могли помочь и Катерине, и дочери. Сейчас стало намного лучше, насколько я могу судить. Время от времени ей требуется помощь специалиста, но в последние годы ей удается держать себя в руках.

Спартак замолчал, а я расслабилась. Он стоял почти вплотную ко мне, но все еще не дотрагивался.

— Чем старше становится дочь, тем больше я понимаю, что свою эмоциональность она унаследовала от матери. Может, моей ошибкой было то, что я не настоял и не оставил Ангелину здесь, в России, но теперь уже ничего не исправить.

— Мне очень жаль, — искренне сказала я, — но твой рассказ ничего не меняет, Спартак. Ты женат и забыл сказать мне об этом.

— Я еще не закончил, Лада, — снова строго сказал он, заставляя меня прикусить язык. — Я полетел в Америку, чтобы наконец-то сделать то, что должен был сделать много лет назад.

— И что же это?

— Развестись с Катериной. Тогда, по молодости, учитывая ее состояние, я не стал разводиться. Жениться снова я не собирался, поэтому разрушенный брак мне никак не мешал жить своей жизнью. Я не скрывал от тебя намеренно, что все еще женат, потому что от того брака