Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Врени, всё это зло творят люди, а не Создатель, — прервал её монах. — Люди, которые отвергли заповеди Заступника…
— Или пользуются ими для своих прихотей, — перебила Врени. — Оставь это, монах, тебе меня не убедить.
— Позволь мне хотя бы попытаться.
— Нет.
— Врени, прошу тебя. Вспомни: мои молитвы отгоняют вампиров. Разве это не доказательство того, что Заступник действительно защищает своих последователей?
Врени передёрнула плечами.
— А ты видел, как на тебя при этом смотрят? — парировала она. — Как на блаженного. Как на Марилу. Только она каркает, а ты молишься!
— Послушай, Врени. Создатель сотворил нас, чтобы мы стремились к лучшему.
— О, да! И мы и стремимся. Только одни стремятся к лучшему под кустом или в канаве, а другие начинают в шелках. И продолжают стремиться к лучшему. Есть на золоте лучше, чем на дереве, глине и меди, а?
— Нет, Врени, всё не так. Мы должны становиться лучше сами — и помогать другим людям.
— Ах, вот чем ты занимаешься! Оставь меня в покое, монах, избавь от своих поучений.
— Врени, я тебя очень прошу.
— О… — цирюльница проглотила грубое ругательство. — Ты не отстанешь. Валяй, монах, проповедуй.
— Все мы дети Создателя, — напомнил брат Полди. — Он сотворил нас из собственного света, как сотворил и мир, в котором мы живём.
— Из света, — хмыкнула Врени. — Уж конечно. Тогда откуда в мире столько всякой… сволочи? Откуда они взялись?
— Быть… — монах замялся, пытаясь найти неругательное определение, но быстро сдался, — быть сволочью — это выбор каждого человека. Создатель дал нам волю, которой обладал и сам. Его выбор — творить добро, но люди для себя решают и по-другому. Не Он творит зло, Врени. Зло творят люди.
— Которые дети Создателя? — насмешливо переспросила цирюльница. Всё это она уже слышала. Единственное, что отличало эту проповедь от всех остальных — искренняя вера монаха.
— Дети. Но ведь ребёнок может по недомыслию… разбить чашку, порвать свою одежду, выкинуть пищу… он не творит зла, он просто ещё слишком мал, чтобы понимать.
— И поэтому получает хворостиной, — дополнила цирюльница. — А у тех, кто победнее и попроще — может и поленом схлопотать. Особенно если сломает что-то нужное.
— Создатель нас не наказывает, мы сами наказываем себя — и друг друга.
— А Создатель позволяет.
— Но эта наша воля. Мы не могли бы ничему научиться, если бы Он решал за нас.
— А чему мы учимся, монах? Скажи мне? Вот чему научилась я? Чему научился ты, а? Или ты думаешь, на том свете кому-то понадобится рисовать твои картинки?
— Чтобы ответить на твой вопрос, надо умереть, — спокойно ответил брат Полди. — пока мы живы, мы должны жить. И учиться.
— Чему учиться?!
— Выбирать. Между добром и злом. Между праведным и неправедным.
— Вот ты, похоже, умеешь, монах. Так зачем тебе жить? Не лучше ли вернуться к Создателю и доложить, так, мол, и так, я всё постиг, давай мне теперь тёплое местечко?
— Думать так — гордыня, — мягко возразил брат Полди. — Никто не знает, что ему суждено, и не должен приближать своего часа. Быть может, завтра я смогу спасти чью-то жизнь… или душу. Быть может, погибну. А, может, создам ещё одну книгу, которая обратит души к Заступнику.
— Гладко у тебя выходит, — проворчала цирюльница. — Ну, хорошо, а как же Освободитель? Тот, который пришёл рассказать нам, что когда-то наши души были не связаны плотью? Тот, которого вы называете Врагом? Вы ведь думаете, что всё зло от него? Он, небось, нашёптывает «убей», «соблазни девчонку», «отбери овцу у соседа»? А?
Монах покачал головой, потом спохватился, что Врени этого не видит.
— Нет, Врени. Враг является туда, куда его приглашают. Души… слишком слабые… которым не хватило мужества… или веры… находят простой путь — проклясть этот мир… и тогда начинают ему поклоняться. Или отступают от заветов Заступника, а там уже и Враг рядом.
— Но откуда они? — не выдержала Врени. — И Враг, и Заступник? Почему Создатель отступился от созданного им мира?
— Потому что как в человеке есть дурное и доброе, так и в Создателе. И с проявлениями этого мы и сталкиваемся.
— То есть он дурен хотя бы наполовину? — торжествующе подытожила цирюльница.
— Нет, потому творение — это добро.
— Даже злых людей?
— Зла самого по себе не существует, зло — в нас самих. Мы должны победить его, отвернуть голос Врага, принять Заступника. Тогда Создатель сможет создать мир, в котором тебе не придётся задавать эти вопросы. Мир, в котором не будет ни боли, ни зла.
— Ни вампиров, — закончила за него цирюльница.
— Я уверен, они останутся, только избавятся от своей пагубной страсти.
— А я не думаю, что они захотят жить без этого, — пожала плечами Врени. — Идём спать, монах. Завтра мы опять выдвинемся на рассвете.
Денна растолкала Магду на закате, без лишних слов накормила кашей на козьем молоке и кивнула на дверь. У калитки вручила ведьме старую, видавшую виды метлу, сама взяла другую, чуть поновее. Магда заморгала. Простые люди любили рассказывать, мол, видели, как ведьма оседлала метлу или лопату или скамейку, да и взвилась на ней в небо, но Магда-то точно знала — это всё неправда. А эта…
— Остальное я там припрятала, — вместо пояснений сказала рыжая. — Пошли, что ли, путь неблизкий, дела много.
Они вышли за калитку и к ним подбежал, радостно поскуливая, светлый волк.
— И ты с нами иди, — пригласила рыжая. — Успеешь ещё к своим податься.
Она зашагала вперёд. Магда отстала. Поведение Арне начинало её беспокоить. Да полно, Арне ли это?
— Арне? — позвала она. Волк ткнулся ей в ноги. — Что с тобой, милый?
Волк запрыгал вокруг, как будто бы чем-то она его осчастливила.
— Арне, послушай… что ты сделал, когда нашёл меня тогда, в развалинах? Семь лет назад? Ты помнишь?
Волк тоненько заскулил, замотал мордой, а после, как собака, кинулся к ней, встал на задние лапы и передние сложил ей на плечи. Магда рухнула на землю. Волк виновато отскочил, но тут же прыгнул к ней и попытался улечься сверху. Магда, смеясь, оттолкнула его.
— Поняла, поняла! Показывать-то не надо.
— Да он это, он, — тихо сказала Денна, воротившись к ним. — Вставай, некогда разлёживаться.
— Но что с ним? Почему он ведёт себя так… так… Он же раньше всё понимал!
— Он и сейчас понимает, — пожала плечами Денна. — Не спеши. Сказала, дело есть. Сделаем — тогда и поговорим. И пойдём.