Выйдя на улицу, я машинально двинулся в сторону миссии Армии спасения, Маргрета, тихая как мышка, крепко держалась за мою руку. Наверняка мне полагалось испугаться, но вместо страха во мне клубился гнев. Наконец я пробормотал:

— Будь они прокляты! Будь они прокляты!

— Кого ты проклинаешь, Алек?

— Не знаю. И это самое скверное. Того, кто творит с нами такое. Может быть, твоего дружка Локи.

— Он мне не друг. Во всяком случае не больше, чем тебе Сатана. Я его боюсь и ужасаюсь тому, что Локи делает с нашим миром.

— А я не боюсь. Я зол. Кто бы он ни был, Локи, или Сатана, или кто-то еще, но последняя проделка — уже чересчур. Смысла в ней не вижу. Как будто нельзя было подождать каких-нибудь тридцать минут. Горячий фадж-санде, можно сказать, был у нас на столе, а они его слямзили прямо оттуда! Марга, это неправильно, это несправедливо! Это какая-то отвратительная ребячья жестокость. Причем бессмысленная. Как отрывать крылья у мух. Мне они просто омерзительны. Кто бы они ни были.

Не желая продолжать бессмысленный разговор о том, что было вне нашей власти, Маргрета спросила:

— Дорогой, а куда мы идем?

— А? — Я остановился как вкопанный. — В миссию, конечно.

— А ты не заблудился?

— Нет, конечно… — Я огляделся. — Впрочем, не знаю. — Я шел автоматически, все мое внимание поглощал праведный гнев. Теперь я увидел, что этот район мне совершенно незнаком. — Боюсь, я действительно заблудился.

— А я так уверена.

Нам понадобилось еще полчаса, чтобы выяснить, где мы находимся. Все вокруг казалось как будто знакомым и в то же время каким-то не таким. Я нашел квартал, где должен был находиться «Гриль Рона», но самого ресторанчика там не оказалось. Какой-то полисмен показал нам дорогу к миссии… которая теперь помещалась совсем в другом доме. К моему удивлению, брат Маккау оказался там, но нас не узнал, и звали его теперь Макнаб. Мы ушли, стараясь не обнаружить свою растерянность. Вряд ли это нам удалось.

Мы пошли обратно тем же путем, каким пришли, очень медленно; нам некуда было торопиться.

— Марга, мы снова оказались в том же положении, что и три недели назад. Только обувь получше, вот и все. Денег полны карманы, но их тратить нельзя, так как, могу поспорить, здесь их сочтут фальшивыми… иначе говоря, такими, что обеспечат нам хороший отдых за решеткой, если я попробую пустить их в ход.

— Наверное, ты прав, милый.

— Видишь, на том углу, прямо перед нами, банк? Вместо того чтобы пытаться их истратить, я зайду и спрошу, стоят ли наши деньги чего-нибудь или нет.

— Что ж, пожалуй, хуже не будет. Верно?

— Не должно быть. Но наш друг Локи, возможно, припас в рукаве еще одного козырного туза. Хм… все равно придется выяснять. Слушай… возьми все деньги, кроме одной бумажки. Если меня арестуют, сделай вид, что мы незнакомы.

— Нет!

— Что ты хочешь сказать этим «нет»? Разве будет лучше, если мы оба попадем за решетку?

Храня на лице выражение непоколебимого упорства, она молчала. А разве можно спорить с женщиной, если она молчит? Я вздохнул.

— Слушай, родная, единственное, что я могу еще придумать, — это поискать работу мойщика посуды. Может быть, брат Макнаб пустит нас в миссию переночевать?

— Я тоже буду искать работу. И тоже могу мыть тарелки. Или стряпать. Или еще что-нибудь.

— Посмотрим. А сейчас ты пойдешь со мной, Марга; придется рискнуть. Кажется, я нашел способ выяснить то, что нам надо, не опасаясь попасть за решетку.

Я взял один банкнот, смял его и оторвал уголок. Затем мы вместе вошли в банк: я держал банкнот так, будто только что подобрал его с земли. К окошечку кассира я подходить не стал, а направился к огороженному барьером отделению, где сидели за столами старшие служащие.

Я облокотился о барьер и обратился к служащему, сидевшему поближе. Из таблички, стоявшей на его столе, явствовало, что он помощник управляющего.

— Извините, сэр. Не поможете ли вы ответить мне на один вопрос?

Он показался мне слегка раздраженным, но старался не подавать виду.

— Попробую. Что вам угодно?

— Скажите, это настоящие деньги? Или фальшивые?

Он взглянул, потом присмотрелся повнимательнее.

— Любопытно. Где вы их взяли?

— Жена нашла на тротуаре. Это деньги?

— Разумеется, нет. Думаю, это банкноты для какой-нибудь театральной постановки. Или для рекламных целей.

— Значит, они ничего не стоят?

— Они не дороже бумаги, на которой напечатаны, вот и все. Я сомневаюсь даже, что их можно назвать фальшивыми, поскольку их даже не пытались сделать похожими на настоящие банкноты. И все же инспекторы казначейства наверняка захотят познакомиться с этим банкнотом поближе.

— Прекрасно. Оставить его вам?

— Конечно. Однако уверен, что инспектор пожелает поговорить и с вами. Разрешите, я запишу ваше имя и адрес. И вашей жены, разумеется, раз именно она нашла деньги.

— О'кей, а вы мне дайте расписку.

Я назвал нас мистером и миссис Александр Хергенсхаймер и дал адрес ресторанчика «Гриль Рона». Затем тщательно спрятал расписку.

Когда мы снова очутились на улице, я сказал:

— Что ж, мы не стали беднее, чем были. Пожалуй, время поискать, где у них тут грязные тарелки…

— Алек…

— Да, ненаглядная?

— Мы собирались в Канзас.

— Да, собирались. Но наши деньги, что мы собрали на билеты, стоят меньше бумаги, на которой отпечатаны. Придется подзаработать на поездку. Я это уже делал. Я делал это раньше, значит, сделаю еще раз.

— Алек, давай отправимся в Канзас немедленно.

Спустя полчаса мы уже шагали по шоссе в сторону Таксона. Когда кто-нибудь проезжал мимо, я голосовал, надеясь, что нас подвезут.

До Таксона мы добирались тремя попутными машинами. От Таксона можно было двигаться на восток, в направлении Эль-Пасо, Техас, или держаться того же шоссе номер восемьдесят девять, которое тут сворачивало на запад, а уж потом шло на север к Фениксу. Вопрос, куда ехать, решил случай: первой машиной, которую нам удалось подцепить в Таксоне, оказался грузовик, шедший с грузом на север.

В эту машину мы напросились на стоянке для грузовиков у пересечения восемьдесят девятого и восьмидесятого шоссе. Надо сознаться, что водитель согласился выполнить нашу просьбу только потому, что Маргрета такая красотка — будь я один, то наверняка загорал бы до сих пор. Если по правде, то все наше путешествие в той же степени заслуга Маргреты, ее прелести и женского обаяния, как и моей готовности выполнять любую работу, какой бы непрестижной, грязной и тяжелой она ни была.