Желтое такси доставило Александру в бедный район-новостройку Митино. Она расплатилась с водителем, надела дымчатые очки и, чуточку поплутав среди близнецов-коробок, нашла искомую многоэтажку. В руках Александра держала полиэтиленовый пакет «Якобс», в котором покоилась объемистая сумка. Александра сперва хотела прибегнуть к дешевому маскараду, но все внутри воспротивилось идее обрядиться в омерзительные копеечные тряпки. Будь, что будет! Она не была глупа. Просто хорошо изучила менталитет мегаполиса, гласивший: «Моя хата с краю». Кто из занятых, озабоченных и умотанных москвичей следит за всяким, входящим в подъезд собственного дома? Вот то-то же…

Консьержки внизу не оказалось. Повезло. Александра внутренне усмехнулась: ей, конечно, повезло – не шантажисту… О том, что вскоре произойдет, она старалась не думать. Главное – преодолеть неожиданную ватность ног и сохранить лицо: даже прижатая к грязной стенке, она остается леди…

На черной лестнице шла гульба. Доносилось гнусавое пение, ржание, звон посуды, многократное упоминание чьей-то нерадивой матери… Александра поспешно законсервировалась в скрипучем скафандре лифта, надавив на кнопку с цифрой «десять» указательным пальцем в шелковой перчатке…

Где-то посередине лифт притормозил, и из открывшегося проема глянула на Александру угрюмая собачья морда внушительных размеров. Александра попятилась. Заросший мужик в спортивном костюме, не глядя, равнодушно спросил: «Вниз?» Александра ответила отрицательно, и лифт поплыл дальше.

Шантажист открыл сразу, точно сидел под дверью. Ощерился в предвкушении добычи, смерив Александру липким взглядом, сказал:

– В жизни вы еще красивее, чем на фотографиях.

– Материалы, – сухо произнесла Александра.

– Деньги, – оскалился шантажист.

Александра вытащила сумку из полиэтиленового пакета «Якобс».

Шантажист вынес коробку, со словами: «Глядите, все без обмана» зарядил на телеэкран одну из маленьких кассет.

– Выключите, – сказала Александра, ощутив на миг такую липкую слабость, что привалилась спиной к зловонной стене.

Шантажист криво подмигнул:

– Этот парень у вас, что – семейная реликвия? Переходящий красный вымпел?

– Сделай одолжение: помолчи, – не своим голосом проговорила Александра.

Но шантажист не уловил в ее интонациях ни мольбы, ни угрозы, поскольку был сильно занят пересчитыванием денег. Перед его расширившимися затуманенными глазами проплывали квадратные метры элитных московских новостроек.

– Не волнуйтесь: скоро для вас я умолкну навсегда… – бормотал он.

Александра пятилась к двери.

«– Ну что же ты?» – гневно спросил кто-то невидимый. Александра отчаянно замотала головой. Ладонь в шелковой перчатке легла на дверную ручку.

– Уже уходишь? – скабрезным тоном осведомился шантажист за спиной. – Жаль. А то бы посидели, поболтали… Ну, привет дочке. Она у тебя очень сексуальная…

– Тебе не следовало этого говорить, – облизнув пересохшие губы, прошептала Александра, медленно поворачиваясь. – Знаешь, только теперь я поняла, что есть слова, которые нельзя произносить. Никогда. Потому что за ними…

Бумажная пачка, обернутая банковской ленточкой, выпала из ослабевших пальцев шантажиста, прошелестев по паркету. В масляных глазах отразился животный ужас. Он затряс пожелтевшей рукой, точно паралитик, судорожно кривя обесцветившиеся под ровной ниточкой темных усиков губы:

– Т-ты ч-чего… С-спятила? Уб-бери п-пушку… Не надо! – завопил он, внезапно бросаясь к Александре. Раздался оглушительный хлопок, точно в квартире разорвался снаряд. Александра никогда не думала, что такой небольшой, похожий на детскую игрушку, предмет, способен издавать столь громкие звуки. Выронив страшную хлопушку, она в панике отпрыгнула к входной двери, защемив шелковыми ладонями пылающие уши.

Шантажист издал непонятное бульканье, покачнувшись, сделал еще шаг, прижал руки к горлу. Лицо его, по-прежнему перекошенное ужасом, стало стремительно сереть. Из пробитой артерии на шее алым фонтаном хлестанула кровь. Она заливала бежевый паркет, подбираясь к туфелькам Александра. Шантажист поглядел на нее с беспомощной укоризной и, бессильно шевельнув губами, упал, уткнувшись лицом в багровую лужу, которая ширилась и расползалась, грозя превратиться в океан.

– Мама, мамочка! – беззвучно закричала Александра, затрясшись, как в лихорадке. – Я хочу уйти!

Не сводя глаз с кровавого потолка, она заколотила в дверь, защелкала всеми запорами, забившись, как муха в паутине.

«А ну прекрати истерику. Вернись и доведи все до конца».

Александра притихла. Она всегда слушалась старшей сестры, и потому, на секунду прикрыв глаза и переведя дыхание, вновь заставила себя взглянуть на распростертое у ее ног бездыханное тело. Почему-то вспомнилась однажды оброненная Романом фраза:

– Ненавижу шантажистов. Нет более подлого племени. Хуже киллеров. Будь я парламентарием, принял бы закон: за шантаж – смертная казнь…

– Казнь, – эхом повторила Александра. – Я сделала это ради дочери…

Кровавый поток иссяк, медленно превращаясь в чернеющую лужу. Александра осторожно обошла тело. На мгновенье ей почудилось, что скрюченные пальцы на полу вот-вот схватят ее за ногу. Но она тотчас себе сказала: «Не будь дурой. Мертвые не возвращаются».

Сумка валялась поодаль. Когда Александра подняла ее, с уголка закапала кровь. Александра вытерла ее о подвернувшуюся не то рубашку, не то футболку. Сложила оставшиеся деньги и запихнула сумку обратно в зеленый полиэтиленовый пакет, подумав, что теперь, наверно, долго не сможет пить кофе «Якобс»…

Она подняла глаза и неожиданно отпрянула. Из рамочки со столика улыбался ей живой еще и здоровый шантажист, смазливый молодой парень. Он сидел возле полной темноволосой женщины и тщедушного мужичка с пышными усами. Лица у всех были счастливые, безмятежные. Александра ощутила невидимый укол, догадавшись, что это родители человека, захлебнувшегося только что собственной кровью. И скоро их безмятежное спокойствие исчезнет навсегда, уступив место жестокой, раздирающей боли, и так же станут выть и биться головой о холодную стену, оплакивая свое дитя, как некогда Евдокия Звонарева рыдала над телом мертвой Марианны…

– Он сам виноват, – оправдываясь, сказала Александра, переворачивая рамку лицами вниз. – И вы тоже виноваты. Вы воспитали плохого сына…

«Ограбление», – услужливо подсказала сестра.

– Помню, отстань, – отрезала Александра. – Сама бы попробовала…

Страх куда-то улетучился. Осталось сознание, что она совершила что-то важное, не менее важное, чем Романов бизнес. «Если бы он узнал…» – Вместо трепета Александра вдруг ощутила неожиданную гордость. Он всегда считал ее вздорной истеричкой, годной лишь на то, чтобы оттенять его важную персону. А смог бы он так расправится со своим врагом?