В противоположной стене имелась еще одна дверь. Волкоклык отворил ее, и где-то далеко впереди забрезжил свет. В первый раз с начала поисков они добрались до обитаемых мест. Возможно, даже роскошных: света хватало, чтобы разглядеть отделанные плиткой или расписанные стены и пол. Они оказались в квадратном вестибюле, в который вели еще две двери, а наверх уходила спиральная лестница из какого-то белого камня. Свет падал откуда-то сверху — возможно, это были звезды, а возможно, и предрассветные сумерки. Вместе со светом до них донесся аромат цветов и свежей растительности, а также слабое журчание воды. Что там, вверху? Со всех сторон монастырь окружали дома, так что скорее всего это была естественная впадина, обстроенная со всех сторон и превращенная в замкнутый двор.

Одна из дверей была приоткрыта, и за ней царила чернота. Держась впереди своего подопечного, Волкоклык бесшумно подкрался к ней и заглянул внутрь.

— Вонища, — шепнул он. — Кухня. Мухи. — Он пригнулся и рискнул посветить, скользнув лучом по полу в поисках других дверей. Его беспокоили окна, хотя скорее всего они еще не вышли на уровень земли. В конце концов он распрямился и шагнул через порог. Дюрандаль последовал за ним.

Это оказалась не кухня, а мясная кладовка, в которой висела одна-единственная туша, хотя места здесь хватило бы и на несколько. Туша была освежевана по всем правилам и висела под потолком на стальном крюке — вниз головой, разумеется, чтобы кровь могла вытечь из перерезанного горла. Вокруг нее роились мухи. Судя по размерам, это был Хива, сын Замбула.

Волкоклык икнул и поспешно прикрыл рот рукой.

— Золотая руда… — прошептал Дюрандаль. — Вот… сволочи! — У него не нашлось подходящих слов. Он потрогал труп рукой. Тот уже окоченел, но то, как он покачнулся на крюке, свидетельствовало, что он недостаточно еще тяжел, чтобы кости уже превратились в золото. Возможно, под тяжестью золота он просто развалился бы на куски.

— Но зачем снимать с него кожу и потрошить? — спросил Клинок. — Зачем они оставили его тухнуть?

— Иногда мясо от висения становится лучше — но не в этом же климате, правда?

— Сэр, прошу вас, пора уходить!

— Я хочу выглянуть на улицу. Одним глазом.

Волкоклык вздохнул и потащился за ним по лестнице. Дюрандаль уже оставил всякую надежду найти Жака Полидэна, и теперь им двигало чистое любопытство. Подвала и темниц ему было мало, ему хотелось увидеть и сам монастырь. Кстати, где он находится? Он уже потерял ориентиры. Судя по всему, решил он, где-то в задней части, далеко от арены. Лестница, возможно, находилась внутри одной из башен.

Они вышли в еще один богато отделанный вестибюль. Лестница уходила дальше вверх. В вестибюле были две закрытые двери и арка, ведущая в тенистый сад. Стоя на верхней ступени марша, он нерешительно вглядывался в темноту, принюхиваясь к аромату цветов, столь неожиданному в Самаринде. В нескольких окнах мерцал свет, и звезды над окружающими двор стенами бледнели на глазах — близился рассвет. Пока он смотрел, загорелся свет в еще нескольких окнах. Сада он пока не видел, но само его наличие говорило о том, что монастырь внутри гораздо уютнее, чем казался снаружи, — скорее ему подходило название «дворец». Значит, выбор Эвермена не так уж и безумен.

— Красота! — шепнул Волкоклык. — Ну что, теперь уходим?

— Да, ладно. Иди впе…

Внизу, в вестибюле, откуда они только что поднимались, скрипнули дверные петли. Отблеск света упал на стену. Волкоклык стремительно повернулся, выхватывая меч. Снизу доносилось пыхтение и шаркающие шаги. Дверь закрылась, но свет не исчезал… Кто-то поднимался по лестнице. Западня!

Не сговариваясь, оба Клинка нырнули в арку, сбежали по ступенькам и вылетели на мощенную камнем дорожку. Заросли кустов справа от арки казались достаточно надежным убежищем. Упав на четвереньки, они заползли под колючки и замерли. Волкоклык чуть слышно ругался последними словами. Где-то рядом журчала вода, но уюта это не добавляло.

Свет под аркой разгорался ярче, переливаясь разноцветными бликами на камнях дорожки. Из проема шаркающей походкой вышла обезьяна и остановилась футах в пяти от затаившихся шивиальцев. Она была одета в обычные пестрые шаровары и держала в руке горящий факел. На спине висел меч. Она подозрительно принюхалась. Почуяла чужих?

Дюрандаль мог вскочить недостаточно быстро, чтобы пронзить ее мечом, не дав ей возможности вскрикнуть; звериные рефлексы обыкновенно быстрее людских. Он мог зацепиться за ветку и растянуться во весь рост. Тем временем окошко в башне над ними тоже осветилось: по лестнице спускались новые люди или обезьяны. Арка снова осветилась изнутри, и первая обезьяна посторонилась, освобождая проход.

Во двор вышли еще две обезьяны, словно свернутый ковер тащившие на плечах освежеванное тело Хивы; застывшие в трупном окоченении руки торчали вперед. Замыкала процессию четвертая обезьяна с факелом, все четверо заковыляли по дорожке в центр двора. Волкоклык двинулся было с места и тут же снова опустился, заскрежетав зубами от досады; из арки снова лился приближающийся свет.

Дюрандаль придвинулся к нему.

— Пожалуй, нам придется отдохнуть здесь немного. Кто-то, похоже, устраивает тут собрание.

— Отдохнуть? Конечно, сэр. Разбудите меня, когда пора будет идти.

Следующей из арки показалась обезьяна с факелом, освещавшая дорогу двум едва переставлявшим ноги людям. Скорее всего это были женщины, но Дюрандаль не мог утверждать этого наверняка, такими сморщенными и скрюченными они казались. С лестницы доносились новые голоса.

В дальнем углу сада появились новые факелы, медленно двигавшиеся в их сторону. Раз или два их свет отразился на водной поверхности. Похоже, уровень земли понижался к тому углу, так что живительный источник рядом с ними, должно быть, питал цепочку декоративных прудов, как в Королевском Саду в Олдмарте. В одних окнах огни загорались, в других, напротив, гасли. Наверное, весь монастырь уже проснулся, и логично было предположить, что все направлялись сюда.

Зачем? Центр двора располагался как раз перед Дюрандалем — платформа из белого камня, возможно мрамора. Он осторожно прополз под ветками вперед, чтобы лучше видеть. Площадка была неправильной формы; ее окружали декоративные стены и цветочные клумбы; с противоположной стороны ее раскинулась лужайка. Труп Хивы лежал ничком в центре темного пятна, которое при более внимательном рассмотрении оказалось выложенной из черного камня октаграммой. Две старухи уже сидели в дальнем углу площадки; в поле зрения появилась обезьяна, тащившая еще одну, которую она осторожно усадила рядом с первыми. Нет, это оказался мужчина — как и следующие трое, едва волоча ноги, присоединившиеся к обществу. Все держались вне октаграммы, подальше от зловонной, облепленной мухами груды плоти, что еще вчера была Хивой, сыном Замбула. Кто-то явно собирался заняться заклинанием духов.

Восход и закат в Алтаине всегда наступают неожиданно. Силуэты крыш и башен четко выделялись теперь на фоне неба. Даже в тенистом дворе сделалось достаточно светло, чтобы он превратился в маленький потаенный рай из лужаек, кустов, цветов, маленьких прудов, вычурных мостиков и деревьев.