Да… видимо, бедняжка Минна была уверена, что Вальтер в большой опасности, если напомнила о фрейлейн Шварц, которая всегда беззастенчиво флиртовала с ним!

Вальтер довольно хорошо знал правила перехода и понимал: если за Вернера Хольта взялись всерьез, значит, информация о нем есть у всех пограничников.

Ну что же… не зря фрау Винер упомянула про то, что на Бернауэрштрассе, двадцать пять, в квартире двадцать четыре будет открыта дверь!

Помахивая чемоданчиком, Вальтер с самым непринужденным видом спустился в метро, демонстративно вышел на своей станции, однако тут начал путать следы. Свернул в один двор, потом в другой, потом поймал такси, отпустил его за два квартала до Бернауэрштрассе, опять пометался по дворам и наконец, уверенный, что слежки за ним нет, оказался около длинного многоквартирного дома номер 25. Его фасад выходил на улицу, перейдя которую, можно было оказаться на территории Западного Берлина. Вообще-то все окна первых этажей, через которые можно было оказаться, так сказать, за границей, были по требованию властей забиты деревянными щитами, а некоторые даже зацементированы, однако многие нелегалы наловчились спускаться и со второго, и с третьего этажей. Вот только обратно попасть было, конечно, труднее.

Однако Вернер Хольт возвращаться не собирался.

Он поднялся на второй этаж, вошел в неплотно прикрытую дверь квартиры номер 24, прошелся по скромно обставленным комнатам. Там не было ни души. Под одним из окон, выходящих на Бернауэрштрассе, лежала веревка. Под подоконником были вбиты два прочных крюка.

Вальтер привязал к ним веревку, вспомнил, что ему пятьдесят семь лет, однако усмехнулся – и перемахнул через подоконник.

Оказавшись на земле, он поспешно пошел прочь, но вдруг вспомнил, что по улице иногда проходят патрули, а висящая из окна второго этажа веревка выглядит слишком красноречиво.

Он встревоженно (не хотелось подвести неизвестных помощников!) оглянулся – да так и ахнул, увидев, что веревка с проворством испуганной змеи вползает обратно в окно.

Технология перехода границы была отработана до мелочей!

Больше Вальтер не оглядывался.

Он явился в первое же попавшееся на пути отделение полиции и заявил, что просит политического убежища. Назвал при этом свое настоящее имя и рассказал, что жил по чужим документам в ГДР начиная с 1945 года.

И снова, как раньше, начались проверки… Вальтеру пришлось нелегко! Шпионы Штази наводняли и Западный Берлин, и ФРГ, а Вальтер не мог вразумительно объяснить, по какой причине он вообще подался с самого начала на восток и почему так долго тянул с возвращением в свободный мир. Правду сказать он не мог! Какой саровский артефакт? Какие дети Грозы? Да его сочли бы больным или решили, что бездарно врет… А Вальтер и в самом деле чувствовал себя больным оттого, что пришлось поставить крест на всех мечтах и честолюбивых надеждах! Путь в СССР был ему отныне закрыт навсегда…

Судьба постепенно приучает людей смиряться с проигрышами. Выживает тот, кто прилежно следует ее урокам, а не рвет себе сердце попусту – снова и снова. Да, есть на свете вещи, достичь которых невозможно. В конце концов саровский артефакт стал для Вальтера не более чем не тревожащим его воспоминанием. Только фотография Жени напоминала теперь о прежней маниакальной страсти, да и этот снимок он убрал подальше. Жизнь была слишком тяжела, она не оставляла ни времени, ни сил для пустых мечтаний… и даже для вещих видений, которые окончательно перестали посещать Вальтера.

В конце концов власти перестали придираться к его лояльности. Он жил одно время у Ангелы Шварц, но потом перебрался в Гамбург. Ангела слишком уж старалась женить на себе Вальтера, а он надеялся, что Минна сможет перебраться из восточного Берлина в Западный. Однако она так и не появилась. То ли была под слишком пристальным контролем Штази, то ли не решилась оставить мать. Почему Вальтер выбрал Гамбург? Из-за работы. Найти ее было нелегко, да еще в его возрасте, да еще с «восточным» прошлым… Он попытался отыскать связи среди старых, еще довоенных, знакомых – своих, отцовских… И совершенно случайно, из радиопередачи, узнал, что в Гамбурге открылась новая газета под названием «Бильд», которую издает Аксель Шпрингер, сын известного германского издателя Генриха Шпрингера.

Аксель Шпрингер! Вальтер прекрасно помнил это имя, и оно было для него связано с прекрасными воспоминаниями. Ведь Аксель был некогда очень дружен с Отто-Людвигом Штольце, младшим братом Отто-Панкраца, ближайшего друга Вальтера. Оба Штольце, старший и младший, погибли в конце войны, но Аксель, который был истинной акулой капитализма, как называли таких удачливых бизнесменов русские, тоже, как и Вальтер, относился с нежной сентиментальностью ко всем, кто напоминал ему годы детства и юности. Благодаря заступничеству Акселя сотрудники МАД[48] наконец отстали от Вальтера – и началась его новая жизнь.

Хабаровский край, район Бикина, 1959 год

Данила начал спускаться в обрыв, и Саша последовал за ним, но далеко не столь быстро и ловко. Руки его дрожали, ноги подкашивались. Он никак не мог освоиться с вспоминанием о том, как все его тело, все существо его вдруг сделалось одной непонятной и неодолимой силой, устремленной к сопротивлению надвигающейся гибели. Это пугало его чуть ли не больше, чем намертво впечатавшаяся в память картина: зависший в пространстве тигр, воплощение его неминуемой гибели. И все же Саша не мог не спрашивать себя: что это было? Откуда это взялось в нем? Почему не проявлялось раньше? Вот разве что в июле прошлого года, на Амуре, когда случилась та история с горящим буксиром, а потом пошли чередой страшные события, которые разлучили их с Женей…

– Мертвые! – прервал его смятенные мысли голос Данилы. – Они оба мертвые! И амбани, и хунхуз.

– Кто?! – От изумления Саша выпустил лиану, за которую держался, завалился на спину – да так и съехал по каменистой осыпи, остановившись только на дне расщелины, около ярко-рыжего, расписанного чернью, тела тигра, совершенно накрывшего собой и придавившего своей тяжестью чье-то тело.

Морда тигра уткнулась в лицо человека.

Пахло зверем и кровью…

Кажется, единственный выстрел неизвестного охотника оказался смертельным. Тигр, не то в последнем усилии жизни, не то в сильнейшей судороге агонии, сбил противника с ног – и тотчас издох, придавив того, кто его убил.

Неужели задавил насмерть?!

Саша вскочил на ноги, отшвырнул ружье, вещмешок и попытался стащить мертвого тигра с человека. Но все, что ему удалось, это сдвинуть голову зверя.

Правый глаз тигра оказался прострелен.

Ничего себе! Или незнакомец был незаурядным стрелком, или ему помогла невероятная случайность!

Зрелище, впрочем, открылось страшное: лицо охотника превратилось в кровавое месиво, один глаз, похоже, был вырван.