Стоя перед казенником, сухенькая черная старушка с орденом Ленина на мохеровой кофте осмотрелась внимательно. Дальномеров и прицельных установок не наблюдалось – впрочем, для стрельбы прямой наводкой они и не требовались. Промахнуться было невозможно. Ожидаемая цель должна была пройти в каких-то полутора кабельтовых от орудийного ствола…

«Блатхата» выползла из-под Литейного без пяти двенадцать. С правого борта плавучий кабак сопровождал глиссер, но очень скоро, выполнив последовательный разворот, он исчез из виду. Без одной минуты полдень списанный сторожевик оказался прямо по носу «Авроры»…

– Артиллеристы, Сталин дал приказ! – шепотом скомандовала себе ведьмочка и, во исполнение давней мечты, медленно потянула шнур…

Ствол плавно отъехал в откатном механизме. Палуба под ногами вздрогнула мягко и тяжело. И тут же, через какие-то доли секунды, со стороны Петропавловки уверенно бахнула пушка, извещающая петербуржцев, что пришла пора сверять часы и пить водку.

Сдвоенный выстрел скатился во влажный воздух Бандитского Петербурга. Выпущенный прямой наводкой снаряд мгновенно накрыл «Блатхату». Над надстройками вспыхнула ярко-красная вспышка. Гнусный плавучий кабак задымил и, завалившись набок, быстро пошел ко дну.

Красивого кинематографического крушения не получилось – ввинченный в болванку осколочный взрыватель превратил бывший сторожевик в крупное решето. Спустя минуту лишь рваный дымок да радужные масляные пятна на волнах напоминали о развернувшейся тут трагедии.

Удачливая артиллеристка взглянула на невский фарватер суровым взглядом Родины-матери с уличного плаката сорок первого года.

– Бабахнула шестидюймовка «Авророва»! – торжественно продекламировала она.

Затем медленно перевела взгляд на голубые купола Смольного и, поколебавшись – на Большой Дом.

– Жаль, что снаряд у меня только один… – вздохнула она и, перешагнув через еще теплую гильзу, двинулась к сходням…

Дым над водой рассеялся за считаные минуты – словно его и не бывало. Ветер с залива развел небольшую зыбь. Масляные пятна, дробясь на волнах, медленно плыли под Троицкий мост. Революционный крейсер по-прежнему стоял на вечном приколе у Петровской набережной, и ствол бакового орудия задумчиво смотрел на Неву.

Данила помог закутанной в халат Исабель сойти с носа катера.

Мать сошла с борта быстроходного глиссера. Передав Бате клетку с котом Олигархом, она вывела на набережную симпатичного черного лабрадора с мокрой шерстью. «Группировка Ленинград» с любопытством рассматривала суку. Взгляд ее зеленых глаз был доверчив, но тверд, без малейшего оттенка угодливости.

– А когда ее хозяин появится? – спросил Черняев, нервно оглядываясь. – Ну, который на лыжах?

Стрекот лодочного двигателя вошел в слух и дал себя осознать. Из-под пролета Литейного выскочил небольшой дюралевый катерок, буксирующий на длинном тросе водного лыжника. Правда, на этот раз он был без биатлонной винтовки за плечами. Заложив пенный вираж, катерок приблизился к Кутузовской. Пацаны даже моргнуть не успели, как лыжник оказался у столика. Лабрадор, заботливо освобожденный Матерью от поводка, бросился к нему и, уперевшись передними лапами в грудь, от души облобызал хозяина.

За столиком под матерчатым тентом произошло молчание, подобающее моменту.

– Здравствуйте, – кивнул лыжник с высоты должности, звания и миссии.

Сидевшие вкруг пластикового стола поздоровались со степенностью сенаторов.

Выразительно посмотрев на невские волны с остатками масляных пятен, лыжник улыбнулся:

– Надеюсь, она утонула?

– Спасать наверняка уже некого, – кивнула Мать с прищуром.

Демократично пожав руки всем по очереди, гость уселся за стол и, поглаживая лабрадора, оценил итоги морского боя исторической цитатой:

– Трафальгар и Перл-Харбор! Жалею, что не участвовал в сей баталии хоть мичманом!

– За это стоит выпить! – ответил Данила и поставил перед гостем трехлитровую бутылку водки.

Жека Черняев извлек из загодя собранной сумки судки с тушеной крольчатиной.

Димон Трубецкой щелкнул пальцем – и у столика, словно из-под земли, возникла милая юная официантка, споро сервировавшая столик.

А Сергей Пауков щелкнул клавишей проигрывателя, и из динамиков полилось попурри из песен про чекистов.

– Я вижу, у вас накопилось слишком много вопросов, – бесстрастным голосом кинематографического спецагента продолжил державный гость. – Называть вслух мое имя, отчество и фамилию нет необходимости. Оно и так у всех на слуху. Что касается занимаемой должности… Считайте, что я – Гарант. Гарант Национальной Безопасности.

– Значит… вы, гражданин Гарант, пришли, чтобы нас арестовать? – с хрустом ввернул вопрос Черняев.

– Нет. Хотя… Иногда у нас возникала такая мысль. Мы следили за вами с самого начала. Конечно, нам не очень нравилось ваше навязчивое желание всех мочить… Но, посчитав все плюсы и минусы, мы пришли к выводу, что пользы от вас куда больше, чем вреда. Ведь именно вы спровоцировали войну между саяно-шушенскими и группировкой гражданина Долгопрудного! Когда первые уничтожили вторых, вы окончательно очистили наш город от криминала. И потому отныне наш город следует называть не Бандитским Петербургом, а просто Санкт-Петербургом. Лично меня особенно впечатлило, как вы расправились с бандитами при помощи газа… Ладно, дело, как говорится, прошлое, вспоминать не будем. А уж этот подлец Заметалин, честно говоря, даже меня достал. Собаке – собачья смерть!

«Группировка Ленинград» слушала, не перебивая: пацаны держали себя с глубинным и строгим достоинством.

– Ну, и что теперь? – спросил Данила, выслушав монолог.

– Теперь вы будете выполнять все наши распоряжения, – почти приказным тоном отозвался лыжник. – Считайте, что у вас – федеральная покрышка.

– Но… почему вы решили остановить свой выбор именно на нас? – искренне удивился Черняев. – Ведь в Бандитском… то есть в Санкт-Петербурге есть и другие кролезаводчики.

– Дело в том, что вы, Данила Иванович, наиболее емко и многогранно выражаете экзистенциальную сущность русского национального сознания. А «Группировка Ленинград», где один за всех и все за одного – истинное воплощение кардинальных парадигм славянской соборности и народной духовности!

– Самое главное в жизни – это духовность! – весомо поддержал Батя. – Я это еще на зоне говорил!

– Даю вам месяц на сборы, – кивнул гость.

– На сборы… это куда? – не поняла Исабель.

– В Москву! В Москву! – на манер чеховских сестер воскликнул лыжник. – Зажрались они… олигархи! Надо бы и там порядок навести. А вообще, Санкт-Петербург – это большой город-призрак, хотя по-своему и замечательный. Эдакое огромное музейное кладбище, где шаркают войлочные тапочки.