– Из первых уст. От матери. Даллас, она ничего не приукрашивала. Она была наркоманка, торговала собой, девчонка росла на улице, а та еще подучивала ее воровать при каждой возможности. В первый раз она не долечилась, попалась снова, в тюрьме ее поучили уму-разуму, она даже вроде прозрела. Обратилась в клинику, прошла полный трехмесячный курс с последующими консультациями, нашла работу – убиралась по ночам в офисах, а днем пахала в каком-то подпольном цеху – естественно, нелегально, без всякого учета. Накопила на квартиру и подала прошение о восстановлении в родительских правах.

– И как быстро ей вернули ребенка?

– Да почти год прошел, и все это время мать регулярно сдавала на анализ мочу, посещала психолога, а к ней ходили инспекторы из опеки. И она вроде бы выкарабкалась.

– Редкий случай!

– Да, это-то и удивляет. В тот год, пока она копила деньги, работала, находилась на испытательном сроке, ходила на все эти группы, она познакомилась с парнем. Тот занимался техобслуживанием офисного здания, где она убиралась. Правильный такой мужик. А потом они стали жить вместе.

Она поерзала на сиденье.

– Я его пробила – просто чтобы довести дело до конца, так вот, он чист. Его проверяла опека, потом суд – в результате мать восстановили в правах. Девчонка вернулась домой.

– Но маленькой счастливой семейки не получилось.

– Не-а. Девчонка не желала ни в школу ходить, ни работу по дому делать. Дерзила, по ночам куда-то пропадала, таскала из дома деньги. Мать нашла у нее дурь – спустила в унитаз – и нож, его девка у себя в комнате прятала. Перепугалась, но решила еще побороться, походить к психотерапевту.

Да, а девчонка уже сыта по горло, подумалось Еве. Ей это все осточертело.

– Мать обнаруживает, что беременна. Для нее это как второй шанс. На этот раз она все сделает правильно. Она чиста и полна решимости не сбиваться с пути. Потом она застает дочь под кайфом, посреди ночи, да еще находит у нее дозу. Ссора, девка выбегает, мать – за ней. Пытается затащить девчонку назад, наверх, а та толкает ее с лестницы.

– Девчонка толкнула беременную мать с лестницы?

– Про беременность она не знала, но – да. Оставила ее лежать, а сама удрала. Мать сильно ударилась. Я проверила медкарту, но она и сама мне рассказала. Ребенок несколько дней висел на волоске, да и все у них висело на волоске. И она сказала, что приняла решение – отпустила Микки. Ненавидела себя за это, но боялась за нового ребенка. Она не подавала заявление о пропаже дочери и не заявляла о нападении – не хотела, чтобы девчонку опять отправили в колонию для малолетних. По ее словам, Микки сказала, что они ей не семья, а семья у нее есть и она ее устраивает, так что, мол, оставьте меня в покое.

– Что они и сделали.

– Да. Мать две недели провела в больнице, потом четыре недели дома на постельном режиме – так врач велел. Мужик, когда было время, пробовал искать Микки, но больше они ее уже не видели. Сейчас у них двое детей, мальчик примерно того возраста, в каком была Микки, и девочка на два года младше.

– То есть она пустила жизнь ребенка под откос.

– И она это понимает. Даллас, она пыталась что-то исправить, но у нее не получилось. А теперь она вынуждена жить с тем, что все эти годы ее дочери уже не было в живых.

– Микки не вернулась в новое здание – в БВСМРЦ. Стало быть, она говорила о какой-то другой семье. Наверное, имелась в виду Шелби. И старый дом, где они подружились. Шелби, Делонна и Стейк. Надо найти оставшихся двух, живых или мертвых.

– На них в базе ничего нет. Я ничего не нашла. Есть только, что они были в Обители, потом – в БВСМРЦ. Делонна в шестнадцать лет поступила на какое-то профессиональное обучение, а потом испарилась. Так что, если это не липа, среди наших ее нет. Стейк оставался у Джонсов до восемнадцати, потом затерялся в городе. После его ухода никаких сведений о нем нет.

– Передоверь их Макнабу, – приказала Ева. – Если и он их не найдет, я попрошу Рорка.

– Я – только за. Ты вообще веришь в эти россказни про Шелби?

– Еще не решила. Я могу себе представить, как это вышло – дешевая подделка, но девчонка все рассчитала. Подгадала, когда все будут стоять на ушах, кругом неразбериха, а если не присматриваться, то и бумага выглядит как настоящая. Хочу подпись проверить. Если это не Джонса подпись, то подозрения с него частично снимаются.

– Остается удивляться, с чего ей вдруг взбрело в голову. Только что получили новое жилье и все остальное…

– Жилье-то новое, только не ее. И правила не она устанавливает. – Ева припомнила, что у самой когда-то было вполне сносное жилье в приюте. И даже не слишком тесное. И все равно выбраться оттуда ей хотелось так же сильно, как и жить.

– Кто-то предложил ей нечто такое, чего ей хотелось больше. Или же она увидела возможность это получить. Свободу. Никаких правил, кроме своих собственных, делай что хочешь и когда хочешь. Ешь что хочешь и когда хочешь. Это не как в семье, Пибоди, где ты с наибольшей вероятностью в конце концов окажешься, если ты беспризорник. Нет, я не против приемных семей, там все хорошо, там порядок, и они искренне пытаются помочь. Но это не настоящая. Это всего на две ступеньки выше тюрьмы, причем ступеньки-то очень скользкие.

– А тебе доводилось убегать?

– Поначалу – да. И я понимаю, что мне повезло, что меня поймали. И повезло, что я довольно быстро поняла, что колония для малолеток – всего в одной, весьма скользкой, ступеньке от настоящей тюрьмы. И почему бы не сделать еще несколько шагов, не пожить в приюте, не извлечь из этого пользу?

Ева покачала головой.

– Но она рискует попасться, сесть в колонию для малолетних вместо дома для трудных подростков, поскольку для нее это все отстой. Я таких немало знала, и большинство, можешь мне поверить, кончили тем, что соскользнули с этой махонькой ступеньки и очутились за решеткой по-настоящему.

– Подозреваю, что там действительно отстой, – рассудила Пибоди. – Просто лучше ничего не придумано.

– Она хотела вырваться, и она знала, как договориться – шантажом, обманом, кражей, неважно как. Но кто-то ей в этом помог, и я возьму на себя смелость сказать, что велика вероятность того, что тот, кто помог, тот ее и убил.

– А что, это мысль. Но если Джонс или его сестрица – маньяки-детоубийцы, то они и дальше пожинали бы свою жатву. Если только мишенью не были именно те конкретные девочки. Или если число двенадцать для них не наделено каким-то особым смыслом.

– Да, как раз об этом думаю. Там же еще братишка был.

– Какой братишка? Тот, что стал закуской для льва?

– Вот именно. Давай попробуем эту версию. – Ева посмотрела на Пибоди. – Допустим, он маньяк-детоубийца. У него есть доступ к жертвам, по меньшей мере связанным с этим зданием, это мы можем с уверенностью сказать. В дом он тоже доступ имел и неплохо его знал. Они обронили, что он время от времени помогал с каким-то ремонтом, так что поставить пару перегородок уж, наверное, сумел бы.