— А что с ним?

— Пока ничего.

О, сколько чувств оказались вложенными в небрежное «ничего»! Я и не думал, что несколькими звуками можно передать сразу оскорблённое негодование, детскую обиду и холодную ярость.

— Э-э-э-э... Я слушаю.

— И что именно хочешь услышать?! — Келли почти сорвалась на крик, но быстро взяла себя в руки, видимо, опасаясь близкого присутствия чужих любопытных ушей. — Что я собираюсь пойти под венец со старой развалиной, которая и на ногах еле стоит, а уж в постели и вовсе...

— В постели обычно полагается лежать, разве нет?

— Ой, как полагается! Да только не всему и не всегда лежать нужно!

Хм. Дурак. И как сразу не догадался? Тогда можно было бы избежать злобной вспышки. Но с чего мне было предполагать...

— Сочувствую.

Ноздри тонкого носа бешено раздулись.

— И это всё, что ты можешь сказать?

— Прости, но какое отношение я...

Она шагнула вперёд, почти прижалась ко мне и быстро зашептала:

— Ты можешь, ты это можешь, я знаю... Просто сделай для него то же, что делал для меня? Это же вовсе не трудно, и не нужно никаких зелий и чар... У тебя получится... У тебя должно получиться!

— Келли...

В уголках умоляющих глаз застыли прозрачные бусины слезинок.

— Я хочу от него ребёнка, мне нужен этот ребёнок, понимаешь? Мне никогда ничего не было нужно так сильно! Я не прошу тебя о многом, но ради того, что было, ради всех прошлых дней, когда мы... когда нам было хорошо... ради меня... ты сделаешь меня самой счастливой женщиной на свете!

— Но как я могу...

— Твои руки, только твои руки! Я знаю, он не подпустит к себе ни обычных лекарей, ни магов, он сам так сказал, но ведь ты ни то, ни другое... Помнишь, как у меня болела спина? Лучший лекарь, какого только могла найти хозяйка, ничем не помог, оставил только притирания, от которых толку не было, одна вонь... А ты, помнишь? Ты тогда просто погладил, и боль ушла!

Ну, не просто «погладил», конечно, и не за один раз удалось вправить обратно выбившиеся из пучков плоти невидимые, но полыхающие ощутимым огнём соломинки, но в целом всё верно. Правда, у Келли были всего лишь растянуты мышцы или что-то подобное, а то, о чём она просит сейчас...

— Я могу и не...

— Ты сможешь! Я верю, что сможешь!

Наверное, так должны смотреть солдатские жёны на своих мужей, уходящих биться с врагом. Сколько неистовой силы, сколько уверенности, сколько страсти... Устоять просто невозможно. И в конце концов, я хочу, чтобы она была счастлива. На самом деле. Пусть без меня, но если счастье для любимой женщины будет создано моими руками, значит, и я тоже... Перестану хотя бы сожалеть.

— Я попробую, Келли.

Она отстранилась, поправила складки платья, одёрнула рукава и воткнула клюв сложенных пальцев в мою ладонь:

— Отдашь это стражнику у входа, и тебя пропустят. Сегодня вечером.

Согретый чужой плотью металл. Потом посмотрю, что это, а сейчас сжимаю в руке, словно надеюсь подольше сохранить тепло прикосновения.

— Виноградный дом на Второй галерее. Найдёшь?

Верхние кварталы? Я там никогда и не бывал. Придётся поспрашивать.

— Найду.

— И вот ещё что...

Хрусткий шёлк прошелестел по обшарпанному паркету.

— Не называй меня так больше.

— Как?

— Я теперь dyesi Каелен. И для тебя тоже.

Ей не надо было этого говорить. Не надо было всё портить. Но раз уж сказала...

— Как прикажете, госпожа.

Когда скрип ступенек затих, Тай снова робко заглянула в дверь.

— А кто она? Такая красивая и, верно, очень богатая... Откуда она тебя знает?

— Было дело.

Ответ неопределённый, но сказать точнее и не получится.

— А уж свита-то у неё, как у королевы!

Восторг, смешанный в голосе кузины с почтительным страхом, удивил меня и заставил спросить:

— Ты о чём?

— А ты не видел?!

Довольная тем, что стала обладательницей недоступных другим сокровищ, Тайана притворила дверь и, помогая себе беспорядочными жестами, начала рассказывать:

— Все такие высокие, здоровенные, как на подбор! А на груди у каждого панцирь, так в него смотреться можно, как в зеркало, до того вышлифован! Я даже погладить попросила...

— И позволили?

Девушка обиженно фыркнула:

— Не, кто ж позволит оружие или доспехи трогать? Они ж наверняка зачарованные сверху донизу, а мне папа говорил, что если чары наложены, то их всегда сбить можно, потому лишний раз никого чужого солдат к себе не допустит.

— Так это были солдаты?

— Ну, похожи, только не городские... Грознее в сто раз, а то и больше!

В сто раз грознее наших стражников? У восторга глаза велики. Правда, если вспомнить отдельных доблестных «воинов», можно легко представить грозность и в тысячу раз большую.

— И много их было?

— Да с дюжину.

Ничего себе, свита... Келли чего-то опасается? Так почему же на чердак поднялась одна, без сопровождения? Доверяет мне или... Уверена в моей безобидности? Да какая разница?! Ясно одно: ей нужно было оставить в тайне суть нашей договорённости, и цель достигнута. К тому же, я согласился, и отступать поздно.

Смущает лишь одно. Или мне только показалось? Когда нежные губы страстно шептали о мечтах и надеждах, отрывистое дыхание, долетающее до моего лица, вызывало желание отвернуться. Или хотя бы зажать нос, только бы не вдыхать воздух, приправленный сладковатым ароматом гниения.

* * *

Найти новое обиталище старой знакомой оказалось совсем нетрудно, и увидев воочию причину, по которой дом получил своё название, я восхищённо присвистнул, потому что не представлял себе даже в страшных снах такого зелёного буйства.

Лоза оплетала все стены сверху донизу, полностью скрывая под своими резными листьями, из чего сложены охранительные сооружения. Собственно, единственным проходом, очищенным от дикого винограда, оказались ворота, и вот они честно признавались: местный владетель заботится о своей безопасности. Массивные, собранные из кованых пластин, проклёпанные и тщательно смазанные маслом, дабы предотвратить появление ржавчины. Такие махины вообще не должны были двигаться, но тем не менее, без единого скрипа повернулись на петлях, открываясь передо мной. А я ведь даже не постучал... Кто-то наблюдал за улицей? Похоже. И вот так происходит с каждым встречным? Сомневаюсь. Впрочем, Келли могла предупредить слуг обо мне.