Когда я вижу Наташку, мне всегда становится жутковато и я стараюсь поскорее уйти. Правда, она редко выходит из дому. Наташа не может ходить сама и ездит в коляске. Лифт в Мишкином доме такой маленький, что коляска туда не влезает, и пандусов нет, поэтому папа выносит Наташу на руках, а тетя Роза спускает коляску. В общем, «целая войсковая операция». Поэтому Наташка учится дома, Ольга Павловна сама приходит к ней. В эти дни мы с Мишкой сидим у него тихо, как мышки, чтобы не попасться на глаза учительнице. Просто на всякий случай.

Наташа живет вдвоем с папой, мама у нее погибла в той же аварии, из-за которой она не может ходить. Папа у Наташи «хирург от бога», так все говорят, и раньше целыми сутками пропадал на работе, а теперь не может, потому что ухаживает за дочерью. Он все время хмурый и, когда мы с ним здороваемся, быстро отвечает и отводит взгляд. Наверное, ему неприятно, что мы здоровые, а Наташка – нет. Нам самим кажется, будто мы у нее что-то украли, поэтому мы не хотим с ней играть.

Иногда Наташиного папу вызывают в больницу. Когда такое плохое дело, что справится может только он. Тогда тетя Роза будит Мишку, целует и уходит ночевать к Наташе. Мишка понимает, что дело серьезное, речь идет о спасении жизни, а он – настоящий мужчина, но все-таки немножко боится, что мама когда-нибудь уйдет к Наташе и не вернется. Наташа – отличница, хорошая девочка и нуждается в заботе, а он кто? Троечник, хулиган, и, как говорят мои родители, гопник, так что не пропадет. На наш взгляд, выбор очевиден, но тетя Роза пока не уходит.

Один раз мы все-таки пошли в гости к Наташке, но ничего хорошего из этого не вышло. Мы с Мишкой сидели как две статуи, боялись шевельнуться. Нам казалось, что нельзя хвастаться перед ней, что мы можем ходить и все такое. Она пыталась поговорить с нами о книжках, но мы не увлекались чтением, да и вообще, она девчонка, мы парни – о чем разговаривать?

В общем, целый час просидели и еле дождались тетю Розу, чтобы уйти. Больше Наташка нас не приглашала, и Мишкина мама не говорила, что мы должны быть добрыми и проявлять участие. Наверное, мы Наташке не понравились.

Но в тот вечер она сидела на балконе и слушала наши отчаянные вопли. Когда она сказала про руки, мы развернулись и только в самый последний момент вспомнили, что слабых обижать нельзя.

– А… – начал Мишка по инерции и захлопнул рот.

Наташка улыбнулась и помахала нам.

– Не кручинься, старче, – сказала она сурово.

В общем, кончились переговоры тем, что мы бросили ей на балкон шубу и выкройку.

– Завтра утром заберете готовую продукцию, – пообещала Наташка.

Мы сначала не особенно ей поверили – как можно за один вечер сшить двух обезьян, а потом вспомнили, что ее комната полна мягких игрушек и всяких таких девчачьих штучек. Наверное, Наташка – ас шитья, да и выхода у нас особо не было.

Утром Мишка предъявил таких обезьян, что я аж покачнулся. Будто из магазина, только мех маминой шубы доказывал, что Наташка сама сшила их за один вечер. Она еще приделала обезьянам глаза из черных круглых пуговиц и рты из красной тряпочки. Эти рты очень здорово натягивались обезьянам на уши, придавая им загадочное выражение, и мы с Мишкой всю дорогу в школу ржали как ненормальные.

Ольга Павловна три раза переспросила, сами ли мы сделали этих обезьян, и все три раза мы кивнули, хоть это далось нам и непросто. Но перед уроком мы посовещались и решили, что Наташка – это почти что сами. Мы тоже совершим для нее что-нибудь хорошее, и совесть наша будет совсем чиста.

Ольга Павловна поставила нам по пятерке с плюсом, хотя нам вполне хватило бы и трояка, а вознаградить Наташку нам пока было нечем.

И вот теперь эта олимпиада!

Еще вопрос, захочет ли Наташка нас учить!

– Интересно, там будет только шитье? – спрашивает Мишка тоскливо.

Мы сидим у Наташки уже второй вечер подряд, и пока ничего не получается. Ни он, ни я не можем положить двух ровных стежков, не запутавшись в нитке. А Наташка как строгая учительница – понахваталась разных приемчиков у Ольги Павловны. Главное, в ее руках иголка так и порхает, и когда смотришь на нее, кажется, что нет ничего легче, чем шитье. Вроде плевое дело, каждый дурак сможет так, а я так еще лучше. Но стоит только самому взять иглу в руки – тут конец. Сразу будто деревянный.

– Ну это же не по шитью олимпиада, а по труду, – говорит Наташка, – значит, еще аппликация будет, и вышивание, и папье-маше.

Я вздыхаю, а Мишка, услышав про аппликацию, слегка приободряется. Когда он был маленький, то ходил с мамой на работу, помогал ей клеить истории болезни и так набил руку в этом деле, что стал буквально нарасхват. Стоило ему появиться в ординаторской, как доктора заваливали его кипами бумаг, и Мишка клеил с важным видом, а потом хвастался мне, что он «уникальный специалист». Я сильно завидовал.

В общем, он может не глядя сделать любую аппликацию, не то что я. Глядя на мои работы, Ольга Павловна говорит, что я приверженец абстрактного искусства.

Вот папье-маше мне нравилось, хорошо бы оно попалось на олимпиаде, а не это дурацкое шитье! Чувствуя, что готов швырнуть его в стенку, я медленно выдыхаю и озираюсь по сторонам. Сколько же Наташка всего сотворила! Вот вышитый букет цветов – нам с Мишкой над таким корпеть двадцать лет, и то ничего не получится. А вот медвежонок Тедди, тоже Наташка сама сделала. И абажур тоже сама… Вдруг мне становится так пусто, что даже больно. Последний раз я чувствовал такое, когда мы с папой смотрели научную программу, и там сказали, что через миллион лет земля остынет, а солнце взорвется (точно не помню, но тоска меня тогда охватила страшная). Вот и теперь. Я думаю, как бы я сидел дома совсем один, чем бы занимался. Выдержал бы? Наверное, нет.

– Наташ, – говорю я вдруг.

Она смотрит на меня, а я не знаю, что дальше.

Тут слышится лязг замков, и вскоре на пороге комнаты появляется Наташин папа. Он смотрит на нас, пока мы не соображаем встать и поздороваться.

– Привет, придурки, – отвечает папа дружелюбно, – ужинать будете?

Я наступаю Мишке на ногу и соглашаюсь. Папа зовет нас в кухню – помогать. Дома он совсем другой, веселый и растрепанный. Он называет Мишку «мелкий», а меня – «пухлый». Так и говорит:

– Давай, пухлый, чисть картошку!

Я пытаюсь возразить, что не пухлый, а мускулистый, папа фыркает: «Видали мы таких мускулистых», и я принимаюсь за работу. Мишке вообще не повезло – он режет лук и плачет.

Наташе досталось делать салат из помидоров. В маленькой кухне тесно, но мы друг другу не мешаем. Наташин папа жарит курицу и рассказывает, как в детстве мастерил лодки на резиновом ходу, и потом обязательно нас научит.

– А то что это вы девчачьим делом занялись?

Мы сообщаем, что нас выдвинули на олимпиаду по труду.

– А, ну тогда конечно, – кивает Наташин папа. – Раз школа доверила вам такую важную миссию, провалить ее нельзя. Давай, дочка, научи их как следует.