Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наташа молча улыбается и показывает рукой «о’кей».
И снова мне становится не по себе. Если бы Наташа могла сама поехать на олимпиаду, то победила бы там всех, а ей приходится натаскивать двух придурков – мелкого и пухлого.
Когда все готово, Наташин папа берет в руки телефон, долго смотрит на него и откладывает, так и не позвонив.
– Давайте есть, – приглашает папа, и мне почему-то кажется, что ему стало грустно.
Мы ходим к Наташке три раза в неделю, когда у нас нет тренировок по айкидо. Нитки так и путаются, иголка вместо ткани колет прямиком в палец, но это не страшно. Страшно, что скоро олимпиада пройдет и уроки прекратятся. Наташин папа снова станет хмурым незнакомцем и не скажет мне: «Я бы на твоем месте на картофан не налегал», и мы с Мишкой будем знать, что Наташка сидит одна, шьет или читает.
Через неделю у нас начинает получаться. Сначала Мишка проложил ровный стежок, а вслед за ним и я. Наташка говорит, что мы «поймали движение» и дальше дело пойдет гораздо проще.
Потом к нам присоединяется тетя Роза. Теперь мы ужинаем впятером, и снова никому не тесно. Тетя Роза приносит пирожки, такие вкусные, что меня не останавливает даже строгий взгляд Наташиного папы: «Вижу-вижу, как ты мускулы наращиваешь».
После ужина мы идем гулять. Папа несет Наташу по лестнице на руках, я тащу коляску. Они провожают меня, а назад коляску затаскивает Мишка.
В один прекрасный день Мишка шепотом сообщает мне по секрету, что у его мамы с Наташиным папой, кажется, роман. Значит, в любую секунду Наташка может стать его сестрой, но теперь это его уже не так пугает. «Я понял, Наташка такая же, как мы, просто ей надо помогать», – вздыхает он, а я вдруг понимаю, что давно уже не боюсь Наташу. И думаю, хорошо бы тетя Роза поскорее поженилась, тогда я смогу навещать Наташку как сестру лучшего друга.
Еще неделя, и мы умеем шить! Не так, как наша учительница, но школу точно не опозорим. Только гордость наша быстро сдувается, и мы идем качаться на качелях.
– Что-то не то. – Мишка сидит и пружинит ногами, обхватив наши рюкзаки.
Я киваю. Не то.
– Надо признаться.
Я снова киваю. Мы возвращаемся в школу.
Ольга Павловна еще не ушла, она сидит в классе и проверяет тетради.
Сурово смотрит на нас поверх очков так, что мы почти готовы убежать. Если бы я был один, точно бы убежал, или, как говорит мой папа, ретировался.
– Это не мы сшили обезьян, – выпаливает Мишка.
– Но мы научились и теперь можем их сшить, – быстро добавляю я.
– Да неужели? – ахает Ольга Павловна.
– Да, это Наташа нам сшила. Но мы как узнали про олимпиаду, сразу пошли к ней учиться и теперь умеем так же.
– Почти так же, – вставляю я, – сильно почти.
– Что вы говорите! – Ольга Павловна качает головой и начинает протирать свои очки. – Вот уж никогда бы не подумала.
– Мы готовы ехать на олимпиаду, но это несправедливо, – продолжает Мишка, – Наташа должна сама участвовать. Мы все продумали. Моя мама с Ларионовым отнесут Наташу, я – коляску. Потом обратно. Ничего сложного. Зато она точно завоюет первый приз. Вы же видели, как она умеет.
Ольга Павловна все протирает и протирает очки, так что нам становится страшно. Сейчас наденет их, наставит нам двоек, и все. Второй год!
Нам очень страшно, а Ольга Павловна все медлит. Наконец водружает очки на нос и смотрит на нас очень странно. Раньше я у нее такого взгляда никогда не видел.
– Что же делать, ребятки? Нет никакой олимпиады.
– Как нет?
– Я ее выдумала в надежде, что у вас проснется совесть и вы признаетесь, что не сами сшили этих обезьян. Кто же знал, что вы догадаетесь пойти другим путем, чуть менее порядочным, но более, как бы это сказать, практичным… А вы уже Наташе что-то обещали?
Мы отрицательно качаем головами.
– Так что же делать? – хмурится Ольга Павловна. – Мы можем провести олимпиаду среди всех младших школьников, годится?
Я киваю, а Мишка вдруг отворачивается.
– Только это будет не по-настоящему, – буркает он себе под нос. – Все не по-настоящему, и олимпиада липовая, и на следующий день все пойдут в школу, а Наташа – нет. А она такая же, как мы, только ходить не может, и все.
– Что ты хочешь этим сказать, Прусаков?
– Что Наташа должна ходить в школу вместе с нами.
– Согласна с тобой, – кивает Ольга Павловна, – я сама давно этого хочу. И девочке полезно, и мне уже тяжело становится ее навещать. Только…
Она хочет что-то нам сказать, но вместо этого вдруг кладет руки нам на плечи и улыбается:
– Вот как мы поступим, ребята. Мы всем классом будем шить игрушки, а потом устроим ярмарку или даже аукцион для родителей.
– А если они не купят?
– Пусть только попробуют! – фыркает Ольга Павловна. – А на вырученные деньги мы устроим пандус, подъемник и все необходимое, чтобы Наташа могла посещать школу. Правда, нам всем придется для этого как следует постараться.
– Мы постараемся, – говорю я.
– А вдруг не получится? – Мишка заглядывает в глаза Ольге Павловне. – Вдруг деньги не соберем или директор не разрешит?
– А ты за других не думай, Прусаков. Просто делай, что можешь, и этого довольно. Научился шить – так шей.
И мы стали шить.
Романов приехал в приемный покой, когда товарища уже увезли в операционную. Он понимал, что ничем не может помочь, но возвращаться домой и спокойно лечь спать казалось ему стыдно и неправильно. Дежурная сестра разрешила ему посидеть в пустом коридоре, в полумраке которого, казалось, притаились смерть и отчаяние.
Поежившись от внезапно нахлынувшей тоски, он нахмурился и сжал кулаки, думая, как бы уговорить судьбу оставить Лешку в живых.
Вдруг сестра, разговаривавшая по телефону, положила трубку и подошла к нему:
– Вы на машине?
– Да…
– А можете привезти нашего доктора из дома? Ее срочно требуют в операционную, а все «Скорые» на вызовах.
– Да, конечно! – Он вскочил, не дослушав.
Романов родился и вырос в этом городке, поэтому адрес нашел без труда. Остановившись у подъезда, он не глушил мотор и ждал.
Белая ночь была на исходе, и вдалеке за крышами уже показывался бледный краешек солнца. Возле подъезда на клумбе бестолково росли какие-то цветы, но разглядеть их Романову не удалось. Хлопнула дверь, и появилась невысокая женщина в спортивных брюках и футболке, с щеткой в спутанных волосах.
Не здороваясь, она села в машину и продолжила расчесываться.