Герцог Сюлли.

В литературе часто бытует мнение, основанное на воспоминаниях ближайшего сподвижника Генриха IV герцога Сюлли (Максимилиана де Бетюна), этого финансового гения французской монархии конца XVI — начала XVII в., о том, что король хотел превратить Европу после сокрушения Габсбургов в федерацию из пятнадцати государств под эгидой Франции; во главе этого образования, в котором признавалось бы равноправие католиков и протестантов, должен был стоять общий совет с региональными советами, призванными улаживать международные конфликты; таким образом, в христианской Европе устанавливался бы вечный мир. Этот план Сюлли получил название «великого замысла». Может ли существовать аналогия между ним и идеей универсальной всеевропейской монархии, которую стремились реализовать Габсбурги во времена императора Карла V? Во всяком случае, если сравнивать эту программу и реальную внешнюю политику Франции тех лет, нельзя не отметить противоречивость французской дипломатии. К величию Франции и даже ее гегемонии стремились многие короли, и план Сюлли в этом смысле нельзя назвать полнейшей химерой. Такие замыслы в окружении Генриха IV вполне могли появиться, но в конкретной исторической обстановке того времени осуществление их было все же маловероятным.

Пока же Франции надо было думать не о гегемонии на континенте, а о защите своих границ в войне против Испании. Именно этими соображениями объясняются ее дипломатические связи с другими странами, прежде всего с Англией и Соединенными Провинциями. В начале 1596 г. в Париже распространилась невероятная новость, что испанцы исчезли из Кале. Елизавета Английская в ответ на просьбу французской стороны охранять Кале ответила, что может это сделать только на время переговоров между Францией и Испанией. Но, поразмыслив, английская королева, не желавшая франко-испанского сближения, согласилась на создание наступательного союза с Францией, что и было зафиксировано в двух соглашениях, подписанных в Гринвиче 24 и 26 мая 1596 г. Но реальная помощь, оказанная французам английской королевой, оказалась почти иллюзорной, ибо они получили не более 2 тысяч солдат. Елизавета обещала выделить еще и денежную сумму в размере 20 миллионов экю, но ее нужно было ждать. В обмен на эту довольно призрачную помощь Франция обязывалась не заключать мир с Испанией без согласования с Англией и Соединенными Провинциями. Но практически этот договор так и не вступил в силу, поскольку до конца 1596 г. сколько-нибудь активных военных действий ни с той, ни с другой стороны не велось. Генрих IV сам писал 17 июля 1594 г., что в борьбе с Испанией он вынужден просить помощи у английской королевы. Обращаясь к ней непосредственно несколько раз в 1595 г., он постоянно указывал на необходимость борьбы против общего врага. Впрочем, Елизавета не зря не хотела оказывать сколько-нибудь значительной помощи Франции. Во-первых, Генрих IV имел далеко идущие планы на море, что никак не устраивало английскую монархию, ибо французский король собирался сделать Ла-Рошель своим главным опорным пунктом для экспансии в Атлантике. Во-вторых, даже если бы Елизавета и хотела помочь Франции, у нее не было финансовых возможностей для этого. Правда, Сюлли не разделял планов Генриха IV превратить Ла-Рошель в базовый пункт французской колониальной экспансии и даже препятствовал героическому предприятию Пьера де Гуаста — основанию французской колонии в Квебеке. Он, как и Генрих IV, стремился к установлению авторитарной централизованной системы управления в стране, но вместе с тем был настроен против торговых компаний, считая, что они не соответствуют французскому темпераменту и что этим больше следует заниматься голландцам, Долгое время считалось, что агенты голландской Ост-Индской компании подкупили его для того, чтобы он стал противником основания французских торговых компаний, занимавшихся морской торговлей, но убедительных доказательств этого нет. С другой стороны, неимоверные усилия Сюлли в финансовой области способствовали тому, что во Франции к началу XVII в. был достигнут редчайший для того времени перевес в доходах государства над расходами. Сюлли был важен для Генриха и в другом отношении. Он являлся своего рода противовесом итальянской камарилье, окружавшей Марию Медичи, на которой Генрих IV женился в 1600 г., добившись за несколько месяцев до заключения брака формального развода с Маргаритой Валуа. Вместе с Марией в Париж прибыло 2 тысячи итальянцев, целая армия тосканских дворян, камеристок, чичисбеев [58], астрологов, во главе которой находились два блистательных кузена Вирджинио и Паоло Орсини. Относясь с презрением к французам вообще, считая их варварами, итальянцы постоянно вмешивались в придворные интриги и оказывали влияние на королеву. Необходимо учитывать также, что великие герцоги Тосканские не были вполне самостоятельными по отношению к испанской короне. Опора на Сюлли обеспечивала Генриху IV надежные тылы во внутренней политике и давала возможность готовиться к дальнейшей борьбе с испанскими Габсбургами. Генрих прекрасно понимал, что продолжение религиозных споров в стране дает испанскому королю повод для постоянного вмешательства в дела Франции.

Обстановка в стране была чрезвычайно сложной. Между 1594 и 1598 гг. гугеноты укрепили свои провинциальные организации. Король использовал для переговоров с гугенотскими ассамблеями наиболее способных дипломатов из числа умеренных католиков, таких как историк Жан-Огюст де Ту, Гаспар де Шомбер, а также протестанта Соффре де Калиньона. Но они были инструктированы не давать гугенотам новых гарантий, и поэтому переговоры шли достаточно туго. В начале 1598 г. Генрих ГУ двинулся в Бретань с 14 тысячами солдат, чтобы подавить последние очаги сопротивления сторонников Лиги, которые довольно быстро капитулировали. 20 марта было подписано соглашение, по которому герцог Меркер отказывался от своего управления в Бретани, получив в качестве компенсации 4 миллиона 295 тысяч ливров. Кроме того, была достигнута договоренность о браке единственной дочери герцога и сына Генриха IV от его любовницы Габриэллы д'Эстре. После этого гугенотские предводители встретились и согласились принять королевские условия. Итоги этого компромисса отразились в Нантском эдикте, подписанном королем в апреле 1598 г. Условия его были таковы: гугеноты получили право свободно исповедовать кальвинизм (кроме ряда городов, в том числе Парижа), однако католическая церковь была объявлена государственной. Гугенотам разрешалось созывать свои политические собрания, они могли занимать государственные должности наряду с католиками. В качестве гарантий исполнения договора им были оставлены несколько крепостей с правом автономии, независимых от центральной власти. Фактически возникло гугенотское «государство в государстве». Нантский эдикт открыл дорогу умиротворению внутри страны и вместе с тем переговорам о мире с испанцами, так как после его появления исчезал предлог для вмешательства во французские дела по религиозным мотивам.

Но этим не были решены все проблемы. Не хватало денег на содержание наемных армий, необходимо было выплачивать долги английской королеве. Сюлли выколачивал деньги из провинций, приобретя в результате ненависть провинциальных казначеев и уважение короля, так что в 1598 г. он был назначен сюринтендантом финансов, то есть главой королевского казначейства. Уплата долгов Англии, Республике Соединенных Провинций и тосканским банкирам была проведена очень сложным, но успешным для французской казны образом: например, 13 января 1596 г. король обратился к Генеральным Штатам Республики Соединенных Провинций с просьбой о продлении выплаты ими денежных субсидий на содержание французской армии, «ибо в этом как никогда величайшая нужда». Кроме этого, король изыскивал и другие способы обогатиться. Генрих IV однажды заметил в письме Елизавете, что он хотел бы заключить брак с приданым, который дал бы ему возможность оплатить долги. Что он и сделал в 1600 г., женившись на толстой и некрасивой, к тому же засидевшейся в девичестве Марии Медичи. Портреты Марии кисти Рубенса все же несколько приукрашивают ее внешность. Эта представительница рода великих герцогов Тосканских, титул которых лишь недавно получило купеческое флорентийское семейство Медичи, была, как все ее родственники, одновременно провинциалкой и интриганкой. Генрих знал об этом, но Мария обладала тем, в чем он тогда крайне нуждался, — деньгами. Отец невесты Фердинанд I дал за дочерью в качестве приданого 5,5 миллиона ливров. Действительно, это была финансовая сделка! Но сумма приданого оказалась меньше суммы долгов и могла только облегчить бремя их выплаты. Одной английской королеве Генрих IV должен был выплатить 4 миллиона ливров. К этому нужно добавить задолженность лондонским купцам, которые, не стесняясь, называли французского короля «неблагодарным Антихристом».