— Отвечай на мои вопросы! — заревел Рачковский и, выпрыгнув из-за стола, содрал портьеру со Владимирова, в гневе отшвырнув ее прочь.

— Нам дали по пять рублей и отправили столоваться в Официантский корпус, где нам давали маленькие пирожные, — промямлил Артемий Иванович, отползая на брюхе к двери. — Сказали-с, что потом мы еще потребуемся им, но мы с поляком убежали.

— Далеко ж ты убежал, — сказал Рачковский, немного успокаиваясь. — В Бобыльское! А убежать подальше, как поляк, мозгов не хватило?

— Денег, Петр Иванович, — снова всхлипнул Артемий Иванович. — Я даже строительными работами занялся на дачах и за государем на сортире-с в бурю плавал.

От греха подальше Рачковский поспешно накрыл его портьерой.

— Ну что, Анри, можно ему доверять? — спросил Петр Иванович у француза растеряно, предварительно переведя ответ Владимирова.

— У него типичная нервная горячка, — отозвался Бинт, возвращаясь к зеркалу и расчесывая усы крохотным гребешком. — В таком состоянии человек не может контролировать ни свои поступки, ни свои слова. Мне кажется, если бы он что-нибудь знал, он бы нам непременно все выболтал.

— Я думаю, ты прав, — согласился Рачковский. — Мне и так известно, зачем он был нужен этой департаментской клике. Просто хотел еще раз убедиться. Вставай, Артемий Иванович, допрос окончен. Извини, мой сладкий, я не думал, что возвращение в родные пенаты вызовет у тебя такое нервное потрясение. Тебе нужно укреплять нервы, мой драгоценный, иначе ты не сможешь служить внутренним агентом и тебе придется, как Продеусу, следить за революционерами на улицах.

— Ага, — сказал Артемий Иванович и выглянул одним глазом из-под портьеры.

— Бинт согласился совершить с тобой прогулку за город. Ведь вы с ним старые приятели с давних пор. Сколько дел вместе ворочали, даже типографию в Швейцарии громили вместе. Куда бы тебе хотелось съездить?

— Эх, мне бы сейчас подальше от Парижа! — воодушевился Владимиров. — Покормить карпов в Марли, полюбоваться на фонтаны…

— Марли? — Рачковский переглянулся с отражавшимся в зеркале французом, сменившим гребешок на расческу, которой он теперь приглаживал напомаженные волосы. — Ну что ж, очень хорошо. Анри, помнишь, мы с тобой разок ездили в Марли и в Версаль? Там недалеко от Рюэй в сторону Ла-Сель-Сен-Клу по дороге есть лесок, а в нем озеро. Там вы карпов, хе-хе, и покормите. Устроите пикничок, пригласите барышень. А потом в Версаль на фонтаны съездите посмотреть. И следи за нашим другом хорошенько, чтоб не потерялся. Полагаю, деревенский воздух пойдет ему на пользу.

— А грибы там есть? — спросил Артемий Иванович, наполовину выбираясь на божий свет из своего убежища. — Я в Александрии знаете какие находил? Во! — Артемий Иванович выпрямил руку и стукнул другой по сгибу локтя. — По пол-аршина в поперечнике! Их, наверное, сам царь ест!

— Конечно, конечно, — ласково произнес Рачковский, помогая Артемию Ивановичу встать. — Он их непременно ест. Давай, Бинт, отправляйся за продуктами и барышнями. И шампанского купи побольше, да коньяка хорошего. Ну да что тебе говорить. А Гурин пока тут посидит, придет в себя.

— Я быстро вылечусь, — заверил Артемий Иванович. — Если поганок не наемся. Так вы меня прощаете, Петр Иваныч?

— Ну что ж с тобой сделаешь, конечно, прощаю. Давай с тобой поцелуемся, сладкий мой, по нашему христианскому обычаю трижды. Чай не нелюди какие.

Они звучно поцеловались и Артемий Иванович даже пустил слезу облегчения. Тяжелый камень страха и вины, лежавший на его душе, откатился в сторону.

Бинт не мог больше выдерживать эту сентиментальную сцену и покинул консульство. Судьба Артемия Ивановича была решена им вместе с Рачковским задолго до прибытия Владимирова в Париж. У них было продумано несколько вариантов, отличавшихся друг от друга только местом действия, каждое из которых находилось у какого-нибудь удаленного от поселений водоема в лесу. По мнению Рачковского, лучшим решением было Владимирова отравить, подсыпав отраву в вино или еду, а потом сбросить труп в воду. Но Бинт придерживался иного мнения. Будучи прежде сам полицейским, он желал обделать все чисто, не оставляя малейших следов. Для этого он пригласил свою землячку Шарлотту де Бельфор, известную всей Заграничной агентуре куртизанку, которую завербовал еще в начале своей карьеры в Сюртэ.

Мадам де Бельфор была выдающейся особой и держала в руках всех членов русской агентуры, падких до женского пола. Перед ее чарами не устоял даже Рачковский, и цветы, стоявшие у него в кабинете, предназначались как раз мадам Шарлотте. Ей не поручали следить за революционерами, но в деле обольщения различных русских чинов и сановников, приезжавших в Париж, она не имела равных. Благодаря Шарлотте де Бельфор Петр Иванович Рачковский получил рекомендацию делопроизводителя Семякина, обеспечившую ему назначение на его пост. Именно ей он был обязан многими своими связями, завязавшимися у него при дворе, в том числе и знакомством с княгиней Екатериной Радзивилл. Покровительство Рачковскому со стороны русского посла Моренгейма тоже во многом было ее заслугой, так как она по настоянию Петра Ивановича стала приятельницей виконта Эдуарда де Сез, лейтенанта квартирующего в Бурже 95-го пехотного полка, а через него — лучшей подругой невесты де Сеза, баронессы Марии Моренгейм, дочери посла.

По протекции Бинта мадам де Бельфор была введена в скандально известный франко-русский кружок Мишеля Бернова, где познакомилась с генералом Селиверстовым и обворожила его. Именно она выведала у Селиверстова точное время прибытия шхуны «Флундер» в Остенде с Владимировым и Фаберовским на борту, что позволило Продеусу и Ландезену опередить генерала и первыми приехать на пристань.

Теперь Бинт намеревался поручить ей избавить Заграничную агентуру от смертельной опасности, которая была связана с Артемием Ивановичем. План француза был прост и гениален. Прекрасно зная, что Владимиров не умеет ничего, а следовательно, и плавать, он был уверен, что Владимиров, будучи мужчиной, не откажется от удовольствия искупаться наедине с красивой нагой женщиной и воспользоваться случаем, чтобы получить все прочие удовольствия, которые можно ожидать в подобном случае. А это значило, что умеющая прекрасно плавать мадам де Бельфор могла без особых трудов устроить так, чтобы подпоенный Артемий Иванович оказался на дне.

Продукты, фрукты и вино для пикника были закуплены еще накануне, как только от Продеуса поступила телеграмма о том, что он вместе с Артемием Ивановичем достигли границы в Эйдкунене, поэтому Бинту оставалось только заехать на бульвар Араго, взять там Шарлотту де Бельфор и ее подружку, корзины с провизией и вином и спуститься вниз, где уже ждало запряженное парой гнедых ландо с кучером из новых сотрудников агентуры, не знакомых еще Гурину.

Путешествие до Рюэя в обществе двух веселых и беззаботных дам Артемию Ивановичу было приятно и не утомительно. Погода была прекрасная, осеннее солнце ласково освещало по сторонам дороги скошенные поля со стогами сена, могучие дубы и леса, уже тронутые желтизной. Бинт посадил Владимирова рядом с Шарлоттой, которая весело щебетала, рассказывая о прошлогодней Всемирной выставке, и все время кокетливо поправляла соломенную шляпу с розовыми бантами и цветочками, пытаясь произвести на Артемия Ивановича впечатление. Но усталый после дороги, измученный страхом перед встречей с Рачковским и обессиленный утренней истерикой в кабинете у начальника Заграничной агентуры, Артемий Иванович обнял мадам де Бельфор за стянутую корсетом осиную талию, притулился к ее плечу, уткнувшись носом в жабо из черного плиссе, и уснул. Сон его был тих и спокоен, доброта Петра Ивановича изгладила все страхи из его души, так что он мирно проспал почти всю дорогу. Он даже не проснулся в Рюэй, когда ландо покинуло городок и свернуло с шоссированной дороги на проселок. Вскоре ландо въехало в прекрасный дубовый лес, прокатилось по мостику через маленькую речку, миновало овчарню и остановилось. От проселка к лесному озеру вела нахоженная через лес тропинка, которой летом часто пользовались веселые компании, приезжавшие на озеро на пикники.