Эдингера вообще трудно было переубедить, а в данном случае просто невозможно. По-видимому, он нацелился на Железнова очень основательно.

А может быть, и не только на Железнова! Но все это могло быть и провокацией, прямых улик против меня не имелось. Выполняя приказание Пронина, я вел себя очень осмотрительно, но мне могли неспроста сообщить о предстоящем аресте Железнова: исчезни Железнов, будет очевидно, что это я предупредил его…

Туг опять появился гауптштурмфюрер Гаусс.

Вероятно, когда Эдингер говорил Гауссу о «задании особой важности», он хотел показать мне образец немецкой быстроты и аккуратности.

– Разрешите, господин обергруппенфюрер? – спросил Гаусс деревянным голосом.

– Да-да! – сказал Эдингер. – Узнали что-нибудь? Гаусс молча подал Эдингеру узкий листок бумаги.

Эдингер взглянул на него и тотчас передал мне. На листке значилось: «Мадона, Стрелниеку, 14».

– Это все? – спросил Эдннгер.

– Адрес ветеринарного врача Озолса, – ответил Га­усс. – Он живет в Мадоне.

Возможно, подумал я, этот адрес и послужит ключом к списку…

Я поблагодарил Эдингера и поспешил откланяться. Мне не хотелось возвращаться к скользкому разговору о Чарушине.

– Помните, о том, что произойдет с вашим шофером, не знает никто, – предупредил меня на прощание Эдингер. – Вы еще будете мне благодарны.

– Можете быть уверены, господин обергруппенфюрер, – заверил его я. – Хайлитль!

Я отсалютовал Эдингеру поднятой рукой и заторопился вниз, в машину.

– Давай! – сказал я.

Железнов включил мотор и удивленно посмотрел на меня.

– Что это ты как будто не в себе?

– Плохи, брат, наши дела, – ответил я. – Гестаповцы собираются тебя арестовать.

Нельзя было не заметить: Железнов встревожился, но он тут же взял себя в руки.

– Как так? – спросил он.

– Предупредил сам Эдингер, – объяснил я. – Уж не знаю, донес кто-нибудь или они сами, но говорит, что гестапо располагает данными о твоих связях с рижским подпольем…

Железнов задумчиво покачал головой.

– Задача…

– Какая же тут может быть задача? – возразил я. – Медлить нечего, придется скрыться.

Железнов вздохнул.

– Не так это просто, и тем более непросто, что это может бросить тень на вас…

Мы обращались друг к другу то на «вы», то на «ты», в моменты, когда особенно остро ощущали нашу духовную близость, говорили на «ты», а когда возвращались к служебным делам, переходили на «вы», на этот раз «ты» и «вы» смешались в нашем разговоре.

– Вы недооцениваете важности возложенного на вас задания, – укоризненно сказал Железнов. – Ради него можно многим пожертвовать.

– Но ведь не тобой же? – перебил я его. – Что, если нам удрать вдвоем?

– Вы понимаете, что говорите? – резко возразил Железнов. – Мы не имеем права уйти, пока не обнаружим всех этих агентов. Вы понимаете, чем это может грозить после нашей победы? Это все равно, что оставить грязь в ране. Рану можно вылечить в месяц, а можно лечить десять лет.

– Посоветоваться с Прониным? – предложил я. – Он подскажет.

– Это конечно, – согласился Железнов. – Но, пожалуй, и Пронин здесь… – Он замолчал, видно было, что ему нелегко прийти к какому-нибудь решению. – Надо протянуть какое-то время и успеть… – Он не договорил и опять задумался. – Вот если бы удалось хоть на время отстранить Эдингера…

Железнов резко повернул машину за угол.

– Ну а как с адресом? – поинтересовался он. – Эдингер обещал узнать?

– Адрес в кармане, – сказал я. – Можно браться за поиски.

– Вот это здорово! – оживился Железнов. – Обидно будет, если меня возьмут…

Но я – то понимал, что это просто невозможно. Задание, разумеется, должно быть выполнено, но и жертвовать Железновым тоже нельзя. Нам опять предстояло найти выход из безвыходного положения…

И я подумал о Янковской. Почему бы не заставить эту даму послужить нам? Она недолюбливала Эдингера и была расположена ко мне, в ее расчетах я занимал не последнее место. Почему бы не бросить на чашу весов самого себя?

Я повернулся к Железнову.

– Поворачивай! – сказал я. – Двигай в гостиницу, к Янковской.

– Зачем? – удивился Железнов. – Дорога каждая минута.

– Пришла одна идея, – сказал я. – Попробуем побороться.

– А мне нельзя познакомиться с этой идеей? – спросил Железнов. – Как говорится, ум хорошо, а два…

Но я боялся, что он меня не одобрит, да и не был уверен, что сумею эту идею как следует изложить.

– Двигай-двигай! – повторил я. – Авось рыбка и клюнет…

Не могу сказать, чтобы Железнов чрезмерно доверчиво отнесся к моим словам, однако он подчинился и поехал к гостинице.

Янковская не отозвалась на мой стук, я подумал, что ее нет дома, но дверь оказалась незапертой и, когда я ее толкнул, поддалась.

Янковская спала на диване, поджав ноги. Она не услышала моего стука, но как только я, ничего еще не сказав, сел возле нее, она сразу открыла глаза.

– У меня неприятности, – с места в карьер заявил я. – Только что был у Эдингера. Он сказал, что установлены мои связи с партизанами…

Янковская сразу села, сон с нее как будто рукой смахнуло.

– Какая глупость! – воскликнула она. – Они ничего не поняли.

Этой фразой она выдала себя, но я не подал вида, что в чем-то ее подозреваю.

– Чего не поняли? – спросил я. – Кто?

– Ах, да ничего не поняли! – с досадой ото­зва­лась она. – Ваш Чарушин в самом деле очень подозрителен, но вы-то, вы-то при чем? Самое ужасное в том, что если этот маньяк вздумает привязаться, от него невозможно отцепиться, он ничего не захочет признавать…

Она встала, прошлась по комнате, закурила.

– А вы-то чего нервничаете? – спросил я. – Ну арестуют меня, убьют, вам какая печаль?

– В том-то и дело, что вас нельзя арестовывать! – воскликнула она. – Тейлор мне этого никогда не простит!

Беспокоилась она, конечно, не столько обо мне, сколько о себе.

– Вот что, поедем к Гренеру, – решительно сказала она. – Надо что-то предпринять…

Она опять пришла в то деятельное состояние, когда трудно было ее остановить.

Мы спустились вниз.

Янковская раздраженно посмотрела на Железнова, сейчас она не пыталась скрыть своей неприязни к нему.

– Ах это вы? – враждебно сказала она и кивнула куда-то в сторону. – Вы нам не нужны!

Железнов вопросительно взглянул на меня.