— Все нормально. Голова немного болит.

— Это легко лечится, — Венгр щедро плеснул ему водки в стакан. — Давай махнем за нас с тобой, — сказал тихо и вдруг перекрыл гул голосов громким выкриком: — Эй, предлагаю тост! — Головы повернулись в его сторону. Венгр, пошатываясь, встал. — За нас с Кирюхой. Мы с тобой, брат, видишь ли, одной крови, — сказал он вновь нормальным голосом, обращаясь к Кириллу.

— Ты о чем это? — усмехнулся Кирилл.

— А то ты не знаешь! — Венгр все продолжал возвышаться над столом, невольно привлекая внимание к своей длинной нескладной фигуре. — Жили-были две сестры, — нараспев начал он, сам себе дирижируя. Водка полилась из рюмки прямо на голову сидящей Гале. Та нервно взвизгнула, но Венгр не обратил на нее никакого внимания. — Две девственницы-красавицы…

— Сядь, — гаркнул Кирилл, схватил Димку за свитер и с силой дернул вниз. Но тот устоял, поднял руку вверх.

— Дальше-то чего? — завосклицали любопытные. — Не тяни!

— А дальше мы с Кирюхой по-товарищески разделили сестер поровну, и, — он сделал паузу, — пролилась, товарищи, кровь.

Тут же кто-то подхватил:

— Безвинно убиенных плев!

— Врешь! — вдруг закричал Кирилл. Он на мгновение представил себе Лизу в руках Венгра и оцепенел. Странно, но за нее Кирилл готов был сейчас перегрызть горло своему старому приятелю. Чистая, непорочная Лиза… Слова Венгра, его циничное хвастовство, с которым он словно выплевывал воспоминание о девушке, мстя неизвестно за что, больно жгли Кирилла.

— Почему это я вру? — взвился Венгр. — Я, между прочим, доказать могу, что трахался с ней. У нее, знаешь, вот здесь, на правом бедре… — Венгр повернулся боком к столу, чтобы было удобнее продемонстрировать всем желающим, что же находится на правом бедре у Лизы, но досказать не успел.

Кирилл свалил его ударом в живот. Раздался звон стекла и женский визг. Несколько рук тут же схватили драчуна, но он, с ожесточением вырвавшись, вмазал что есть силы кулаком во что-то мягкое. Жаркая волна ярости залила его.

Дальнейшее он помнил плохо. Кажется, кричал что-то старомодное о чести и подлости и влепил ни в чем не повинному Юрке Градобоеву прямо в челюсть, за что немедленно получил в ответ пару тычков. Что еще? Кровь из носа и запачканная красным рубашка. Как оказался на улице, припомнить не смог.

Недолго постояв у ограды Дома ученых, Кирилл свернул в узкий переулок. Заметил у детского садика, недалеко от памятника Мухиной, небольшую скамейку, подошел к ней и сел. Вокруг не было ни души. Прохладный воздух приятно овевал голову. Пахло дождем и зеленью. Кирилл постепенно остывал, успокаивался, старался не думать о происшедшем, не вспоминать — только бы не вспоминать! — грязных слов…

Он запрокинул лицо и стал смотреть в сплошь черное, без облаков, небо. Мерцающие далекие звезды казались бесконечно недоступными и мертвыми, словно блестящие пятаки на глазах покойника.

Лиза, Лиза, как же она могла с этим подонком… Почему невозможно даже вообразить? Хотя ведь так просто! Действительно, она же с ним встречалась. Точно! И кто думал, что он окажется сволочью? Мы же друзья были. Как давно. Боже мой, как давно! Все виделось в ином свете, словно жили тогда другие люди.

Не я. Совсем другой человек любил Катю, страдал по ней, плакал — стыдно вспомнить. За что? Почему? Зачем я должен был пройти по этой дороге? Чтобы понять? Что?

В небе что-то сдвинулось. Словно кто дунул, и прошла легкая облачная рябь. Звезды на миг погасли и снова засияли. Ветер мягко прошелестел юными листочками, принеся с собой запах лопнувших почек. Из разрозненных звезд сложилось созвездие.

Почему я никогда не замечал раньше? Даже не давал себе труда задуматься. Ведь она всегда была рядом. Ее тонкое лицо, глубокие глаза. Взгляд… Ее взгляд, такой понимающий и сочувствующий, словно она уже тогда все знала. Как я мог не видеть этого раньше? Бросился как одержимый на яркое, однодневное и не заметил около себя подлинного. Прошляпил нечто стоящее. Навсегда. Теперь навсегда ушло и никогда не вернуть.

Ветер взмахнул веткой, прочертил на желтом от фонаря асфальте быструю замысловатую фигуру. Мимо по дороге с тихим шумом проехал автомобиль, где-то во дворе, в старом доме, хлопнула дверь. Снова стало тихо.

Интересно, насколько она изменилась. «Такая стала…» Какая? Помнит ли меня? Вряд ли. Кто я ей? Неудачный бывший муж родной сестры? Слепой надутый болван?

Лиза, Лиза. От твоего имени веет медом и безоблачным детством. Верностью и надежностью. Разбитыми коленками и чистым смехом. Куда все уходит? В какую черную дыру? Куда деваемся мы прошедших лет? И где та грань, за которой начинается наше новое «я»?

Кирилл встал, постоял недолго, подставив лицо новому порыву непостоянного ветра. Теперь, когда все кусочки мозаики сложились в ясную яркую картину, он ощущал не только запоздалую боль потери, не только бессильную горечь оттого, что так поздно понял ценность утраты, но и светлую спокойную печаль, которая появляется в те редкие мгновения, когда принимаешь предначертанное и не боишься смерти.

11

С самого утра у Лизы было праздничное настроение. Непонятно с чего проснулась с ощущением легкости и подъема. Что было весьма кстати — дел намечалось на сегодня огромное количество. Обстоятельно позавтракала, как делала теперь всегда, и вовсе не из педантизма, — пообедать удавалось не каждый день. Затем тщательно выбрала костюм — элегантный серый в мелкую полоску (нити затяжного дождя) и к нему шелковый платок. Подкрасилась.

Если бы лет шесть назад кто-то сказал Лизе, что она станет получать удовольствие от таких простых житейских вещей, как, например, одежда, или удачно подобранный макияж, или туфли, на которых цвет отделки в точности соответствует цвету манжет, она бы долго с недоверием смеялась. Но сейчас, глядя на себя в зеркало, Лиза видела стильную интересную женщину и слегка недоумевала, почему же раньше она так мало уделяла внимания своей внешности. Может, тогда и жизнь сложилась бы по-другому, может, и не пришлось бы сейчас одной наслаждаться уютом небольшой квартирки, обставленной с безусловным вкусом. Может быть, может быть…

Лиза улыбнулась своему отражению, которому иногда приходили в голову такие детские мысли: а вот если бы… Жить в сослагательном наклонении, к сожалению, не получается. Есть одна-единственная жизнь — и ее не переиграешь.

Она уже выходила, когда ее остановил телефон. Сказав несколько раз «Алло» и «Я вас слушаю», но не дождавшись ответа, Лиза положила трубку. Недолго подождала нового звонка на тот случай, если кто-то не прозвонился. Но телефон молчал, и