с женщинами проще всего улаживать в постели. Необычная смиренность обычно своенравной жены умиляла и возбуждала его. Это давало ему ощущение власти и победы. У Артема даже промелькнула в голове странная ассоциация — он подумал, что так должен чувствовать мужчина, который только что объездил горячую лошадь. И странное послушание Кати нисколько не насторожило его, скорее обрадовало.

Кончив, он не пошел в ванную. Ссылаясь на усталость, накрылся одеялом и скоро заснул. Катя, напротив, тщательно вымылась. Выйдя из ванной, долго стояла, смотрела на спящего мужа, испытывая редкое и пугающее умиротворение.

Убедившись, что Артем спит крепко, она спокойно прошла в его кабинет, сняла со стены картину и хладнокровно набрала число: 17486. Дверца тихо открылась. Взяв несколько толстых пачек, Катя аккуратно закрыла сейф, повесила картину обратно, осмотрелась. Все было в порядке — на этот раз никаких следов.

Она вернулась в спальню и спрятала деньги в комоде, в своем белье. Пускай до завтра полежат здесь, а там видно будет.

Артем громко всхрапнул, заворочался. Катя обернулась и долго пристально смотрела на его нелюбимое лицо, с холодной бездушной ясностью принимая тот факт, что этой ночью она спокойно могла бы убить человека.

13

Лиза молча наблюдала, как Катя с излишней небрежностью достает из сумочки сверток — самый обычный, в газетной бумаге, туго перехваченный резинками.

— Вот это, — Катя положила сверток на стол. — На несколько дней.

— Мне, конечно, не стоит спрашивать, что там, — сказала Лиза и взвесила сверток на ладони. — Не тяжелый.

— Потом, потом все объясню, — гостья встала. — Очень выручишь, если спрячешь это на время.

— Хочется верить, — Лиза тоже поднялась, — что ни в какую историю ты не влипла.

Катя старательно-беззаботно рассмеялась.

— Не бойся, никакого криминала. — И тем же тоном: — Тебя подбросить куда-нибудь? Машина внизу ждет.

— Спасибо, нет. Мне позже выходить.

— Тогда счастливо оставаться.

— Пока.

Лиза закрыла за ней дверь, и озабоченность, которую она скрывала, тенью наползла на лицо. Сразу, как только Катя позвонила ни свет ни заря, Лиза почуяла неладное. Слишком уж деланно-спокойным был голос сестры, в котором то и дело пробивалась взбудораженность. А цена ее душевных подъемов была хорошо известна.

И такая странная просьба! Подержать у себя невзрачный сверток, тщательно завернутый в газету. Надеюсь, там не наркотики и не деньги. И не оружие.

Лиза подошла к столу, снова взвесила на руке упакованную тайну, словно пытаясь узнать, сколько весит оставленная ей на попечение опасность. Получалось, что немного, — но это не успокаивало. Окинула взглядом комнату. Ни одного потайного местечка. Да и что скрывать от себя самой? Потрогала корешки книг на полках и решила пойти давно испытанным путем: сунула сверток за книги. Отошла, посмотрела, не заметно ли. Получилось заметно — тома, которым поручили охрану чужой собственности, стали немного выпирать вперед. Лиза подравняла под них остальных постояльцев полки. Снова посмотрела, стало значительно лучше.

И засела за работу: к завтрашнему дню было необходимо добить диплом одного из ее студентов, Гены Юрского. У парня получилась научная болтовня о Петровской эпохе. Лиза была немного разочарована этой работой, она ожидала от Юрского большего. То ли весна ослабила силу его мысли, то ли влюбленность, которую провоцирует все та же весна, но вышло скучно и банально. И кто только придумал защищать дипломы в самое прекрасное время — время цветущих деревьев и одуряющих запахов, когда надо целоваться, или гулять, или песни петь под балконом, но уж никак не сидеть за книжками…

Лиза распахнула окно, и в комнату влетел веселый детский гам, пахнуло свежестью и легким ароматом, который присущ только белым цветам.

А что чувствовала перед защитой я? Только ответственность перед темой. Перед собой. Никаких романтических приключений. Вот они и прошли мимо. Синий чулок, одно слово.

Лиза с тоской взглянула на раскрытые страницы, которые сейчас трепал обрадованный ветер. Как можно работать в такую погоду?

Обошла стол, стараясь не смотреть на диплом Юрского, придумывая на ходу, чем бы себя занять, и неожиданно вспомнила, что так и не позвонила юристу, рекомендованному ей Алексеем Григорьевичем.

Бормоча под нос: «Куда же я подевала эту бумажку», принялась рыться в сумке. Но в тот момент, когда рука уже доставала клочок со старательно выведенной фамилией, зазвонил телефон. Лиза положила сумку и сняла трубку. Звонила мама.

После обычного обмена вопросами о работе и здоровье мама осторожно сказала:

— Я вот что хотела тебе сообщить. Собиралась еще вчера, да вылетело из головы. Тут на днях разыскивал тебя один человек… — Она сделала значительную паузу.

— Кто?

— Не назвался, к сожалению. Сказал только, что ему срочно нужна консультация по поводу каких-то там костюмов. Так я дала ему твой адрес и телефон, — мама закончила фразу виноватым и немного жалобным тоном.

— Мама… — укоризненно начала Лиза, но сказать ничего не успела.

— А вдруг что-нибудь важное! — Любовь Константиновна, видимо, решила не дожидаться упреков.

— Ладно, — дочь подавила досаду. Она очень не любила, когда раздавали ее телефон незнакомым людям, предпочитала перезванивать сама, если оставляли координаты. Мама нарушила правило. — Никто пока не звонил.

— Ну вот и хорошо, — оживилась та. — А то я переживала. У тебя когда отпуск?

— Через месяц.

— Уже придумала, куда поедешь?

Лиза улыбнулась трубке. Сказать, что на море? Или куда-нибудь в Европу? Почему я не могу выкинуть такой номер — вот бы мама удивилась!

— В деревню. Как всегда.

— Молодец! Это лучший отдых. Свежие овощи, фрукты, хоть отъешься да отоспишься немного…

Она все говорила, говорила, а Лиза мыслями забежала вперед и теперь видела себя на берегу пруда: солнце просвечивает сквозь листья, пятнает траву и норовит попасть в глаза; в цветке басовито журчит толстый, вымазанный пыльцой шмель, ему вторит тоненьким голоском комар над ухом; облачко суетливой мошкары висит в воздухе и прядет непонятный узор; а рядом полусидит-полулежит загорелый Толя и серьезно рассказывает о повадках окуньков и карпов; и еще! еще! — совершенно одуряюще пахнет свежескошенной травой…

— Дочь, ты меня слышишь? — Настойчивый голос Любови Константиновны разорвал легкое видение.

— Я немного задумалась. Ты что-то спросила?

— Я спросила, не слышно ли чего от Кати, — чуть раздраженно повторила мама.

— Нет, — поспешно ответила Лиза. — А это значит, что у нее все в порядке.

— Будем надеяться, а то последнее время сны какие-то нехорошие снятся.

— С каких это пор ты стала верить в сновидения?

— Никто и не верит, — сердито отрезала Любовь Константиновна. — Просто к слову… Ну, раз все у вас нормально, тогда я прощаюсь.

— Привет папе, — Лиза положила трубку.

Ну вот, снова надо