станет постарше, он сможет пойти со мной в поход – не сражаться, конечно, но увидеть войну собственными глазами.

Я почувствовала, как у меня на глазах выступили горячие слезы. Именно этого и хотел бы для нашего мальчика Цезарь! О боги, как мне благодарить вас за Антония – человека, понимающего мальчиков и способного дать Цезариону то, чего не могу я. Ведь он прав: чему может научиться среди женщин и евнухов сын Цезаря, которому по его рождению предназначено место среди великих мужей?

– Спасибо тебе, – вымолвила я, не в состоянии сказать больше.

День проходил за днем. Теперь, в воспоминаниях, их круговращение видится мне ярким и многоцветным, чем-то вроде танца с шалями. Зима служила оправданием праздности, отстраненности от дел и забот. Amimetobioi – «неподражаемые» – на своих регулярных встречах старались превзойти друг друга в пьянстве, игре в кости и устройстве развлечений. Во дворце постоянно жарились на вертелах несколько быков, так что в любой час дня или ночи нагрянувшие без предупреждения гости могли рассчитывать на жаркое. И не только жаркое – у пекарей всегда были наготове изысканные медовые лепешки, изготовленные на разных, но равно драгоценных сортах меда: светлых – аттическом, родосском, карийском – и темных, из Испании и Каппадокии. Вина лились рекой – от липко-сладкого драгоценного прамнейского до яблочного с острова Тасос, вина из Библоса и хианского, разлитого в амфоры с печатью сфинкса. Охоту сменяли поездки на слонах или состязания на колесницах наперегонки с ручными гепардами. Эти звери вместе с нами проносились по широким улицам города и выбегали за стены к песчаным грядам.

Иногда мы с Антонием вдвоем, без сопровождения, бродили по ночным улицам Александрии, ничем не выделяясь среди простых людей. Тем самым мы получали возможность прислушаться к разговорам, песням и перебранкам горожан, понаблюдать за их повседневной жизнью. По возвращении мы порой устраивали переодевание и дома: он наряжался куртизанкой, а я изображала ищущего утех мужчину. Играм я предавалась с тем же азартом, с каким Цезарион изучал военные искусства. Эти дни подарили мне детство, которого в должное время я была лишена. Во всяком случае, не припоминаю, чтобы прежде у меня находилось время для беззаботного и шаловливого веселья.

Поздно ночью, когда мы оставались вдвоем в темноте спальни, мне казалось, что там сосредоточивался весь мир. Все прочее отступало, не дерзая посягнуть на наше уединение.

– Не понимаю, как я жил до тебя, – обронил он однажды, пробегая пальцами по моей спине.

– Не думаю, что ты томился в одиночестве, – заметила я, не испытывая при этом ни малейшей ревности к своим предшественницам.

– Нет, не в одиночестве. – Он тихонько рассмеялся. – Но все это было лишь преддверием. Тогда, конечно, я этого не понимал, но теперь вижу: я всегда грезил о встрече с тобой.

Я вздохнула и повернула голову, счастливо покоившуюся на его плече.

– Грезы… Мне кажется, что и это грезы. Эта спальня, эта постель – наше волшебное царство.

– Царство, где мы с тобой – и царь с царицей, и единственные обитатели, – подхватил Антоний, пробегая кончиками пальцев по линии моего носа и губ. – Особенное царство.

– О Антоний, я люблю тебя! – вырвались сами собой слова. – Ты освободил меня.

– Как можно освободить царицу? – спросил он.

– Ты открыл для меня истинную свободу – вольно цветущий сад земных радостей.

Да, с тех пор как он приехал, я все время бродила по такому саду с диковинными пышными цветами, чьи бутоны раскрываются ради моего удовольствия всякий раз, когда я прохожу мимо. Сад, где всегда найдется тень, прохладный туман или уютная беседка за поворотом дорожки.

– Я бы назвал их неземными радостями, – сказал он. – Ибо ничто не происходит на земле без наших усилий, моя любовь. – Он повернулся ко мне и поцеловал меня долгим поцелуем. – Даже это.

И мне действительно потребовалось усилие, чтобы поднять голову.

Однако ни одна зима не бесконечна, и с приближением весны море постепенно успокаивалось. Становилось теплее, ветра слабели, дело шло к открытию навигации. Но если прежде я всегда ждала весны с нетерпением, то теперь я ее страшилась, опасаясь вторжения внешнего мира в мое замкнутое волшебное царство. Мне хотелось остаться в нем вечно. Во всяком случае, до тех пор, пока я не наполнюсь любовью так, что сама воскликну: довольно!

До этого было еще далеко, когда в порт пробились первые корабли из Италии и Сирии. Они доставили римских военных курьеров, сообщивших Антонию, увы, невеселые новости.

– Все валится в преисподнюю! – заявил он, качая головой, когда я пришла к нему.

У его ног валялись скомканные донесения из Рима и Тира.

– Что это? – Я нагнулась, чтобы поднять их.

– В Италии война, – промолвил Антоний. – Моя жена…

Он умолк.

Да, волшебному царству грез настал конец. К нам бесцеремонно вломился внешний мир.

– Похоже, моя жена Фульвия и мой брат Луций развязали войну против Октавиана.

– Почему?

Я стала читать письмо, но оно было очень длинным.

– Сложно объяснить. По-видимому, они почувствовали, что Октавиан решил воспользоваться своим положением, чтобы устроить своих ветеранов, дать им лучшие земли и так завоевать популярность. В том числе и за мой счет. Короче говоря, они выступили против него, а в результате оказались осажденными в Перузии. – Он пробежал пятерней по волосам. – Мои легионы находятся поблизости, но без моего приказа на помощь не выступили. И это хорошо.

– Что же хорошего? – не поняла я. – В поражении ничего хорошего нет.

– Что хорошего? – Антоний удивился. – Да то, что наш договор с Октавианом не нарушен! Мы ведь с ним союзники, помнишь? Мы положили конец гражданским войнам.

– Похоже, не положили. – Я помолчала. – И какие же вы союзники, если он пытается опорочить тебя, подняться за твой счет.

Антоний нахмурился:

– Он не пытается опорочить меня, просто он… он только…

– Тогда зачем Фульвия и Луций выступили против него?

– Наверное, они слишком беспокоятся о моих правах.

Похоже, самым горячим защитником Октавиана стал Антоний.

– А ты уверен, что Октавиан вел себя безупречно? Что он вне подозрений?

– Рано делать выводы, у меня слишком мало информации. Но это далеко не все новости. И не самые худшие. Читай, ты все поймешь.

Он поднял и вручил мне второе письмо. Его содержание и впрямь было ужасным. Я убедилась в этом, пробежав его взглядом.

Парфяне вторглись в Сирию, убили назначенного Антонием префекта Сакса и даже захватили Иерусалим. Все опорные пункты, кроме Тира, утрачены, два расквартированных в Сирии легиона разгромлены. Их орлы достались парфянам, в дополнение к трофеям, захваченным у Красса.

– О легионы! – воскликнул Антоний. – Какой