уже через две недели, хотя было их много меньше, чем она ожидала: когда Марта пошла «торговаться», то уже больше половины станков обанкротившегося завода были проданы. Но Вере, в общем-то, и был нужен всего один такой станок, а все остальные она рассматривала как «приятную опцию». И вот с этим «единственным нужным», с шириной выпускаемого полотна всего в шестьдесят пять сантиметров) она и возилась: все же производимые семейкой Петровых нитки от вискозных сильно отличались. Однако упорство Веры (и, в большей степени, троих молодых инженеров, только что закончивших МВТУ) обеспечили нужный девушке результат. А другие «нужные результаты» обеспечили инженеры уже не совсем молодые, с опытного завода в Реутове — и в середине августа она решила, что «можно показывать». А вот что именно…

Лаврентию Павловичу она сообщила, что хочет показать что-то «очень интересное», причем показать хочет не только ему, но и, желательно, товарищу Сталину и товарищу Ворошилову. Впрочем, последнего приглашать не очень-то и обязательно, а вот без товарища Сталина демонстрация не состоится.

Берия со смешком об этом Сталину рассказал, но тот, к удивлению Лаврентия Павловича, согласился:

— Если хотя бы четверть из того, что мне про эту егозу успели рассказать, правда, то показать она нам хочет что-то действительно интересное. Да и я давно уже с ней поговорить хотел. А Лианозово ведь недалеко.

— А она не в Лианозово демонстрацию организует, а на одиннадцатом заводе под Сергиевым.

— Туда, как я помню, можно за час с Ярославского вокзала доехать? Думаю, можно и прокатиться… а товарища Ворошилова мы пока беспокоить не станем.

В воскресенье шестнадцатого августа машина со Сталиным и Берией за полчаса доехала от разъезда Бужаниново до небольшого полигона, обустроенного за старой площадкой завода. То есть это был даже не полигон как таковой, а «продвинутое стрельбище», на котором можно было и гранатами побросаться, и даже их пушки стрельнуть. Недалеко стрельнуть, в стенку глубокого оврага. Но встретившая их там Вера повела начальников в заводскую постройку, где проводили испытания выделываемых на заводе патронов и только там сказала, что она, собственно, собирается показывать:

— Сейчас я вам покажу кое-что интересное. Вот это — германская армейская каска, это — французская.

— А это нам на завтрак? — с усмешкой поинтересовался Иосиф Виссарионович, указывая рукой на горку арбузов, лежащих у стены.

— Ну, при желании модно их и съесть будет, но чуть позже. А теперь Я надеваю вот эту каску на арбуз, ставлю арбуз в камеру, защищающую от рикошетов… какая сволочь мой пистолет сперла⁈

— Никто его не пёр, вот он лежит, — флегматично заметил сильно немолодой рабочий, — вы, барышня, его сами тряпкой загородили, пока каску на арбуз надевали.

— Спасибо, это я погорячилась, конечно. Значит так, я через эту дырочку стреляю в каску… открываю дверку и что мы видим?

— И что? — полюбопытствовал Сталин, а Лаврентий Павлович слегка напрягся, поскольку к манере разговоров Старухи он уже привык, а Иосиф Виссарионович еще точно нет.

— Видим, что в каске небольшая вмятина…

— Значит, она голову защищает, — резюмировал Сталин, — а вы хотите сказать, что нам нужно каски по германскому образцу для красноармейцев делать?

— Нет, арбуз-то весь на части раскололся. А теперь берем каску французскую и проделываем тот же трюк. Мы видим, что пуля из ТТ эту каску пробивает, и у нас уже два арбуза готовы для употребления внутрь.

— Что за ТТ?

— Новый пистолет, пока проходит испытания, а здесь готовятся патроны для него делать. Но это неважно…

— Хороший пистолет, если голову… если арбуз через каску ломает, а французскую, вон, и вовсе насквозь…

— А я не про пистолеты, я в них не разбираюсь. А теперь мы берем вот эту каску, которую изготовили у нас на опытном заводе. Пластмассовую, втрое легче любой стальной. Одеваем ее на арбуз, стреляем…

— И видим большую дырку, — прокомментировал Иосиф Виссарионович то, что он увидел, когда Вера открыла дверцу.

— Не дырку, а отверстие, причем замечу, даже не сквозное. Да, каску эту теперь можно даже выкинуть… но арбуз-то цел остался!

— Это как? — Сталин подошел, взял арбуз в руки, долго разглядывал, крутя его в руках. Затем положил на стоящий рядом верстак и стукнул кулаком. А затем, глядя на разлетевшиеся осколки, снова спросил: — А почему от пули он не треснул?

— Потому что каска с умом сделана. Пока много таких мы наделать не можем, но это только пока, а вот как завод арамидного волокна запустим… тут ткань, которая на разрыв прочнее стали, причем при одинаковой толщине, а не одинаковом весе. И полиэтилен сверхвысокомолекулярный. Тоже штука не самая дешевая, но люди-то дороже! Так что придется нам потратить еще примерно сто двадцать миллионов на нужные производства…

— Почему придется? Кто нас заставит?

— Жизнь заставит. Буржуи спят и видят, как бы им страну Советов захватить и разграбить. Ладно, это про защиту бойцов… там еще бронежилеты есть, которые вообще винтовочную пулю держат, но я их потом покажу, если не устанете. А сейчас поедемте в овраг, там кое-что поинтереснее имеется.

— Это что за орган такой стоит? — удивился уже Лаврентий Павлович, глядя на грузовик, на котором, казалось, была навалена куча труб.

— Это такая ракетная установка. Ее парни из МВТУ сделали, а ракеты к ним… я тут только химией занималась. Но химия получилась интересная, — Вера показала на еще одну трубу, которую подтащили к «органу» два крепких мужичка. — Эта ракета мало что летит километров на двадцать пять, так она еще несет взрывчатки, если на тол переводить, больше двадцати килограммов. То есть раз в семь больше, чем в снаряде от шестидюймовки, а в установку, как вы видите, можно таких ракет запихнуть сразу тридцать две штуки. И всех их выпустить за полминуты! Хотите посмотреть, как ракета взрывается? Лучше скажите «нет», тут в овраге так бахнет, что до обеда в ушах звенеть будет.

— Тогда мы скажем «да», — рассмеялся Иосиф Виссарионович. — Мы-то взрывы в жизни уже повидали…

— Ну, я вас предупредила. Стрелять мы недалеко будем, примерно на километр — дальше овраг заворачивает, а пускать ракету выше — так она до Переславля долетит.

— До Переславля больше двадцати пяти километров…

— Значит, не долетит. Но и в какой-нибудь деревушке будут не особенно рады, если им такая штука на головы свалится… так,