Хитрец, он рассказывает мне эту историю чуть ли не с середины, вероятно, с целью проверить, знаю ли я, с чего она началась.

— А почему ты не говоришь о том, как Кухулин заснул на берегу озера накануне Самайна под пение двух прекрасных птиц и как в его сне вместо этих птиц внезапно появились две прекрасные сиды с гибкими прутьями в руках...

— ...и одна из них улыбнулась и ударила его изо всей силы, — тут же подхватил Нейл. — Другая тоже улыбнулась и ударила его изо всей силы. И так, с улыбками, они принялись поочередно избивать его своими прутьями, пока он не потерял счет ударам и не стал ближе к смерти, чем к жизни. Тогда они ушли и ни разу не оглянулись. После этого Кухулина одолел тяжкий недуг и не отпускал традиционные год и один день. По прошествии же этого времени у ложа его появился незнакомец и посоветовал ему вернуться на то же место на берегу озера и попытаться узнать, чего хотят от него жены из Маг Мелл. Этим незнакомцем, как выяснилось позже, был сам Энгус Ок. Кухулин отправился к камню, который год назад лежал у него в изголовье, и увидел, как к нему приближается одна из волшебных жен, что связали его чарами на целый год. Она предложила ему следовать за ней, а потом назвала свое имя и имя своей сестры...

— Мэри и Чарлин, — сказала я.

Нейл взглянул на меня и расхохотался:

— А вот и нет! Ты прекрасно знаешь, моя дорогая, что это были Фанд и Либан, дочери Аэда Абрата.

— А я говорю, Мэри и Чарлин.

Обеими руками я схватила его за горло и слегка придушила.

— Советую тебе сидеть смирно, детка, иначе мы очень быстро окажемся на дне ущелья.

Я разжала пальцы.

— Если бы ты сравнила их с Фанд и Эмер, — ворчливо продолжал Нейл, одной рукой ощупывая шею, — я бы еще, пожалуй, согласился. Хотя и в этом случае не было бы полной аналогии. Эмер не била Кухулина прутьями на берегу озера, а Либан, которая делала это, не была его возлюбленной.

— Зато Эмер угрожала ему ножом.

— Она была его законной женой. Она имела право.

— Однако до этого ее не очень-то беспокоили измены драгоценного Кухулина.

— Правильно, потому что все прежние его возлюбленные были обычными женщинами, а Фанд принадлежала к дивному народу. Любовь сиды могла убить…

— Но как мы знаем, роковую роль в его судьбе сыграла не любовь сиды, а меч Лугайда, сына Курой.

Болтовня отвлекает меня, и я почти не паникую даже на самом кошмарном отрезке пути между Селией и Аргулесом. Я счастлива.

Ближе к вечеру, сидя на мелком теплом песке и глядя на темнеющий горизонт, он вспоминает осень, время сбора урожая, когда на Крит приходят холодные ветры и шторм на море длится иной раз по нескольку дней. Ночи становятся длиннее, и приходится закрывать окно, иначе гул и рев волны не дают сомкнуть глаз до рассвета. Свинцово-серое небо, затянутые тучами вершины Лефка-Ори... Сейчас все это трудно даже вообразить.

Это благословенная земля. Я научу тебя любить ее, и однажды ты обнаружишь, что больше не можешь без нее обходиться.

И я уже люблю. Я люблю. Крутые каменистые склоны Белых гор; четко прорисованную на фоне синего неба снежную шапку Псилорита; щедрую долину Мессара с ее виноградниками и оливковыми рощами; погруженные в глубокую тень ущелья, внезапно переходящие в залитые солнцем, благоуханные долины, где, позабыв об ужасах горных дорог, просто едешь и едешь среди нескончаемого зеленого леса, вдыхаешь запах трав, листвы и хвои, а если притормозишь на минутку, то услышишь далекий перезвон колокольчиков, журчанье ручья и неумолчный звон цикад. Пещеры Маталы, руины Феста и Гортиса...

И Кастель-Франко, темной громадой возвышающаяся за нашими спинами. Скорбь и гордость провинции Сфакья.

Он сказал: «Я хочу познать эту землю В ДУХЕ».

Познать в духе. Познать. Адам познал Еву, жену свою; и она зачала. Помню, я читала, что библейское «познать» означает не «овладеть», а «проникнуть в самую суть» и одновременно «взять под защиту».

Он сказал: «Пойми раз и навсегда, я не исчезну. Ничто не исчезает».

Карусель мыслей кружится и кружится, лоб наливается свинцом, веки тяжелеют — все, приплыли, это мигрень. На сей раз не у Нейла, а у меня. Я тоже человек, к тому же с неустойчивым гормональным фоном. Сразу же учащается пульс. Ладони холодеют.

— Кажется, теперь я попала впросак, — шепчу я, борясь с дурнотой. — Таблетки остались дома.

— Попробуем без таблеток, — отвечает Нейл, пристраивая мою голову к себе на колени. — Думай только о воде. О приливах и отливах. О подводных течениях, теплых и холодных. О медлительных, безымянных обитателях глубин.

Его ладони у меня на лбу. Тихий плеск волн. Средневековые алхимики называли воду святой стихией, aqua permanens. Вода — первичная арканная субстанция, фактор трансформации и одновременно ее объект. Вода — место, откуда вышло все живое.

Я думаю о воде. Думаю. Вода во мне, вода вне меня. Ее применяют для крещения и очищения. И Нееману было сказано: «Иди и омойся семь раз в Иордане, и станешь чистым. Ибо лишь там найдешь ты крещение для отпущения грехов»[53]. Текст из Эдфу гласит: «Я принесу тебе сосуды с конечностями богов Нила, дабы ты мог испить из них; от радости твоей сердце мое оживет». Нильская вода считалась утешением Египта. В египетском сказании Анубис находит сердце своего умершего брата Бата, которое тот положил в «цветок» кедра, превратившийся в кедровую шишку. Анубис помещает его в сосуд с холодной водой, сердце всасывает ее, и Бата возвращается к жизни. Здесь вода оживляет. Но об aqua permanens сказано: «Она убивает и оживляет».

— Не бойся, Элена, и не сопротивляйся. Позволь воде наполнить тебя до краев. Для Оригена вода означала «воду ученья». Святой Амвросий говорил об «источнике мудрости и знания». По его мнению, рай со своей четырехструйной рекой Логосом есть основа души. В пифагорейских источниках говорится, что отлетевшая душа жаждет испить прохладной проточной воды, и стражи подносят ей воду — либо из Леты, реки Забвения, либо из Мнемозины, реки Памяти. Осирис, владыка Царства мертвых, подносит стоящему перед ним на коленях умершему воду жизни в сосуде с надписью «анх-ба», «для оживления души».

Пальцы Нейла забираются под мои волосы, массируют мне затылок. Очень мягко. Как будто кошка трется теплым мохнатым боком.

— Уже лучше? — спрашивает он вполголоса.

— Да. — Я улыбаюсь, не открывая глаз. — Как ты это делаешь?

— Это делаю не я, а ты сама.

— Неправда. — Я пытаюсь припомнить, как об этом у Толкиена: — Когда-то в Гондоре были Короли, о которых сказано в Книгах Знаний: «Руки Короля — руки целителя». По тому и узнавали, кто истинный Король...