О, тогда бы я...

         Исполнил Пятый концерт Бетховена.

ЧАСТЬ 3. ДЕНЬ МУЗЫКИ

/Впечатления, отзывы/

ШОСТАКОВИЧ И МЫ

«Сердце требует песнь о прекрасном.»

/Николай Рерих/

Да простит меня снисходительный читатель за поспешность, с которой приходится писать эти строки: впечатления от концертов первого в России фестиваля музыки Дмитрия Шостаковича буквально громоздятся друг на друга, а времени в обрез — мартовский выпуск «Классики» уже верстается. Ладно, авось получится не только мне одному интересное.

Надоело распространятся о той тяжелой депрессии, которую переживает нынче наша культура. Скажу лишь, что всякое отступление высокого искусства не проходит бесследно: в заброшенном саду неизбежно разрастаются сорняки. Кто-то скажет: о вкусах не спорят. Бросьте, если то, что вы видите или слышите, возбуждает только дикие инстинкты, это уже не искусство.

И вот — фестиваль, на афишах Большого и Малого залов филармонии точно огненными буквами светится имя ШОСТАКОВИЧ, а рядом другие имена: Ростропович! Кремер! Башмет!.. кои не каждый-то год попадаются на глаза в нашем городе. Такой фестиваль означает нечто неизмеримо большее, чем просто двенадцать неординарных, но разрозненных концертов. Прежде всего это (запоздалая, прямо скажем) дань любви и уважения к нашему великому соотечественнику, крупнейшему, возможно, композитору, родившемуся в 20-ом столетии; добавлю, что все средства, полученные от концертов фестиваля будут переданы его участниками и филармонией на создание памятника Шостаковичу в Петербурге. Но это еще и гражданский акт огромного социального значения, восходящий к крылатым словам «красота спасет мир», заставляющий поверить, что люди России способны объединяться не только под политическими лозунгами.

Нижайший поклон ученику и соратнику Дмитрия Дмитриевича Мстиславу Ростроповичу — именно ему четверть века назад, еще при жизни учителя, пришла мысль осуществить подобный фестиваль на родине композитора, и он даже уговорил Шостаковича самому составить его программу. Ее-то и услышали петербуржцы. Огромное спасибо музыкантам, нашедшим силы и время для безвозмездного участия в концертах, спасибо и всем сотрудникам филармонии, особенно директору Большого зала Д.И.Соллертинскому, сыну прославленного друга Шостаковича Ивана Ивановича Соллертинского, сумевшим достойно организовать и провести этот праздник. Но особую гордость лично я испытываю за своих земляков — любителей музыки, неотъемлемых соучастников этого праздника: несмотря на дорогие билеты, концерты проходят при переполненных залах!

Из тех, что уже состоялись (фестиваль, начавшийся 18 января, еще продолжается), мне хочется остановиться на двух. На первом, 4 января, в Большом зале, исполнялись скрипичный концерт N2 и 10-ая симфония (солист Гидон Кремер, дирижер Ростропович), на втором (там же, 7 февраля) — квартеты NN2,4 и 8. Я несчетное количество раз слушал с разными дирижерами наш заслуженный симфонический оркестр и, честно говоря, даже не припомню, когда в последний раз он играл с такой самоотдачей и воодушевлением; пожалуй, не слышал я раньше такого подъема и у самого Ростроповича. О музыке говорить очень трудно. Скрипичный концерт — невыразимая словами песнь души, измученной, но гордой, и нужно быть Кремером, чтобы слушатель сполна мог проникнуться этой возвышенной болью. Но именно такого исполнения я и ждал. А вот симфония меня ошеломила и потрясла как никогда — какая в ней глубина, сколько трагизма, но и несокрушимой жизнеутверждающей силы! По-моему, она самое значительное произведение Шостаковича в этом жанре и одна из вершин мирового симфонизма вообще.

Квартеты исполнялись двумя составами. Поэтичный N4 ре мажор — петербургским «Новым филармоническим квартетом», для меня тоже новым, а потому ставшим очень приятным сюрпризом — превосходный ансамбль! Два других... Помните знаменитые концерты трех выдающихся теноров современности: Доминго, Паваротти и Каррераса, — на закрытии Олимпийских игр в Риме и Лос-Анжелесе? — безусловно экстраординарное событие. И все-таки в нем было немало от шоу. Здесь у нас тоже была своего рода «сборная мира»: наиболее прославленный виолончелист последних десятилетий Мстислав Ростропович, лучшие, надо думать, скрипач и альтист настоящего времени Гидон Кремер и Юрий Башмет и еще первоклассная скрипачка Татьяна Гринденко, — только играли, в прямом и переносном значении слова, они не на стадионе, а в концертном зале, без каких бы то ни было скидок на несыгранность. Такое надолго запомнится.

И еще на одно размышление навел меня этот вечер. Великий Бетховен своими последними квартетами, написанными более 170 лет назад, совершил беспрецедентный прорыв в 20 век, но этот могучий поток не породил, так мне еще недавно казалось, сколько-нибудь достойных его ответвлений. Породил! Квартеты Шостаковича — вот оно продолжение Бетховена в нашем веке! И не только квартеты — симфонии, сонаты, квинтет, сам Шостакович — великое, противоречивое, трагическое и счастливое порождение своей великой и страшной эпохи. Не случайно, наверное (во всяком случае символично), что в своем посмертном сочинении, альтовой сонате, в ее гениальнейшей последней, третьей, части Шостакович уже напрямую обратился к Бетховену — к его «Лунной» сонате.

Фестиваль продлится до 22 февраля, и сколько еще прекрасной музыки ждет наших слушателей! Жаль, конечно, что все концерты не записываются, но видимо не все сразу. Начало, так или иначе, положено... А может красота и вправду способна что-то спасти?

февраль 1997

ПОСЛЕ КОНЦЕРТА

            Взлетела в вышину,

  Живую тишину на части разорвав,

   Забилась музыка, затрепетала!..

  Но, скованная в тесных сводах зала,

           Растаяла — и умерла,

Как умирает дождь в земле засушливой.

       И долго похоронная толпа,

  Такая... потрясенно-равнодушная,

             На улицу из зала

                вытекала

                 душного.

ТРОЕ НА ОЛИМПЕ, НЕ СЧИТАЯ ЛЕВАЙНА

Я пишу эти заметки просто в силу укоренившейся привычки писать — обо всем без разбору, если, конечно, тема взволновала меня. Пишу в основном для себя, не рассчитывая ни на какие особые откровения, но все же с надеждой, что написанное будет хоть немного интересно еще двум-трем близким мне людям.

Итак, Париж, 10 июля 1998 года. Это был их более чем десятый совместный концерт, но мы до этого смогли увидеть только три — те, что были приурочены к финалам чемпионатов мира по футболу. Первый состоялся 12 лет назад в Риме и навсегда запомнился мне не столько даже как событие музыкальное, сколько общекультурное; было нечто символическое в этом единении трех наиболее выдающихся теноров нашего времени: