за все, до чего мог дотянуться. Юноша поневоле отступил обратно в тоннель, который, видимо, пронизывал внешнюю стену замка и выходил во внутренний двор.

Клаус немного отдохнул, согрелся под сводами тоннеля и снова выглянул наружу. Призрачного свечения безлунного ночного неба было достаточно, чтобы увидеть просторную площадку, с одной стороны ограниченную стенами замка, а с другой обрывающуюся в темную бездну. Через нее был переброшен невероятно узкий мост, который юноша уже видел, когда смотрел на Разлучную гору со склона соседней горы. Мост вел к подножию одинокой башни, чей тускло отблескивающий шпиль вонзался в бледное ночное небо. Впрочем, сейчас дровосека интересовали не архитектурные изыски неведомых строителей замка, ему хотелось понять, куда подевалась его спутница. О том, что именно в этом месте он собирался расстаться с нею, юноша уже не думал. Мечта мечтою, а бросить в беде девушку, с которой столько пережил и преодолел, точно было не в характере Клауса Берга.

Маловероятно, что Клауди отправилась к башне. Ночь, бешеные порывы ветра, усталость и голод — не самые лучшие условия для перехода через пропасть по узкому мосту, который, похоже, к тому же был еще и без перил. Значит она в замке! Дровосек, задрав голову, рассматривал его исполинскую стену и увидел на самом верху желтоватые проемы тускло освещенных окон. В замок вела громадная дверь, к которой со двора можно было подняться по ступенькам полукруглой лестницы. С трудом волоча ноги, юноша взобрался по ним и принялся стучать в двери, обшитые толстыми железными листами. Ему казалось, что он бешено молотит кулаками, так что грохот разносится по всему замку, но и сам еле слышал собственный стук. Догадавшись, что его потуги тщетны, Клаус вытащил из-за пояса верный топор и стал лупить обухом по железной обшивке.

На этот раз его усилия увенчались успехом. Отворилась небольшая калитка, которую юноша и не заметил, из нее высунулась громадная ручища, сгребла дровосека за шиворот и втащила туда, куда он так рвался. Застигнутый врасплох, Клаус, не соображая, что делает, отмахнулся топором, который тут же был со страшной силой выбит у него из руки. Юноша поневоле вжал голову в плечи и зажмурился, ожидая, что схвативший его гигант расправится с ним. Вместо этого дровосека лишь слегка встряхнули, так что только зубы клацнули, и поставили на ноги. Клаус медленно открыл глаза и увидел перед собой громадного воина, увешанного оружием с головы до ног. Руки и ноги великана были обнажены и перевиты мышцами, как корабельными канатами. Грудь защищал стальной панцирь, по воротнику и поясу ощетинившийся шипами. Из-под панциря почти до колен свисала кольчужная юбка, а голову венчал островерхий шлем.

— Я ищу девушку, — переселив страх перед этим громилой, пробормотал юноша. — Ее зовут Клауди. Она со мною пришла.

На плоском невыразительном лице великана не отразилось ничего, лишь слегка приподнялась верхняя губа, когда он процедил:

— Оружие. На пол.

Дровосек сразу сообразил, чего от него хочет этот гигант, но не спешил подчиниться, ведь если он сейчас разоружится, то не только сам останется беззащитным, но и не сумеет помочь Клауди в случае чего. Другой вопрос: как противостоять великану, который выбил у него из рук топор, словно это была щепка для чистки зубов? Броситься сейчас на стражника, каждый клинок которого длиннее самого Клауса, означало или мгновенно погибнуть, или быть искалеченным, что, впрочем, почти одно и то же. Нет, он не может позволить себе геройской смерти. Как говаривал его отец, лучше проиграть битву, но выиграть войну, чем наоборот. Все эти мысли вихрем пронеслись в голове юноши, и, еще не придя к определенному решению, он расстегнул перевязь с оружием и швырнул ее на пол. Великан одобрительно кивнул и поманил пленника за собой.

В том, что он теперь пленник, дровосек не сомневался. Сам виноват. Чего это он вздумал ломиться в замок, словно хозяин? Теперь придется отдуваться. Нужно вести себя тихо, изображая добропорядочного узника, глядишь, хозяин замка и смилостивится. Ведь ничего плохого незадачливый гость не сделал. Подумаешь, постучал обухом топора в дверь. Правда, он без спросу проник во внутренний двор замка, но ведь дверца была не заперта! Любой войдет. Особенно тот, кто продрог и голоден. Пока Клаус так бодрился, великан-стражник вел его по анфиладе пустынных комнат. Чем-то они напоминали те, что были в замке волшебника Уриэля: та же затхлая роскошь, та же безлюдность, не доставало только лимуров. Несмотря на свое отчаянное положение, юноша был готов вынести что угодно, лишь бы не встречаться больше с мертвыми слугами выжившего из ума чародея. Если бы он только знал, что ждет его впереди!

Едва переступив дверной порог во внешней стене замка, Клауди оказалась в полной темноте. Никакого просвета ни впереди, ни сзади девушка не увидела. Дверца, через которую она только что вошла, исчезла. Люмистона в ее заплечном мешке тоже не оказалось. Поэтому пришлось ощупывать стены вслепую. Это мало что дало, кроме осознания, что она очутилась в ловушке. Клауди попробовала позвать на помощь своего спутника, но, кроме собственного голоса, эхом отразившегося от стен, ничего не услышала. Стало окончательно ясно, что ее каким-то образом засунули в тесный каменный мешок. Плакать, биться головой о стену было бесполезной тратой времени и сил. В узилище, по крайней мере, было тепло.

Поэтому девушка свернулась калачиком на жестком полу и уснула.

Проснулась она оттого, что просто выспалась. Вокруг ничего не изменилось. Все та же кромешная тьма и глухая тишина каменного мешка. День снаружи или ночь, понять было невозможно. Также было неясно, что произошло и происходит сейчас с ее спутником. А с ней самой? Собираются ли неведомые тюремщики уморить ее голодом и жаждой или однажды они объявятся и… И что? Что от нее могут потребовать хозяева Разлучной горы? А что говорил мудрый верховный старейшина Рудгер в ту памятную ночь, когда она покинула родовой замок? Чистая принцесса не вспоминала об этом разговоре, покуда до цели было далеко. Сначала надо было дойти. И вот она дошла, и теперь у нее есть время, чтобы собраться с мыслями…

…Язычки свечей трепетали, когда сквозняк прорывался сквозь плотно сдвинутые портьеры, и по стенам кельи верховного старейшины испуганными птицами метались тени. Старый чародей сидел, сгорбившись, в жестком деревянном кресле и старался не смотреть своей собеседнице в глаза. Между ними на маленьком столике стояла бутылка бризандийского, которое верховный старейшина употреблял изредка, и два кубка. Они были наполнены, но и хозяин кельи, и его гостья почти не притронулись к вину. Разговор предстоял