– Ты жульничаешь, Питер! – крикнул я ему вслед. – Играешь нечестно!

И тут завопила Сэлли, и ее крик заставил меня забыть о Питере. Только тогда я увидел, над чем он стоял на коленях.

Это был Грач. Питер уложил его так, чтобы его руки и ноги были раскинуты косым крестом. Горло у Грача было перерезано от уха до уха, а потом Питер сделал еще одно, чтобы причинить мне побольше боли.

Он отрезал Грачу кисть правой руки.

Это была моя метка – то, что я делал с пиратами. Питер хотел дать мне знать, что тут дело во мне, а не в Граче. Грач умер из-за меня.

Сэлли закрыла Чарли глаза ладонью, притянула к себе, но она опоздала. Мальчуган все видел. Вот только он не заплакал. Он только сказал:

– Так много крови!

– Да, – отозвался я.

Да, крови было очень много. Именно это Питер и приносил. Он не приносил волшебство, веселье и вечную юность. Он приносил страх, безумие и смерть, оставлял за собой след из крови, след из трупов мальчишек.

И однако это не прибивало его к земле. Каждая капля пролитой крови делала его только легче, давала свободу летать.

– Надо найти Кивка, – сказал я. – И бежать как можно скорее.

– А что если он уже убил Кивка? – спросила Сэлли.

– Все равно нам надо узнать, – ответил я.

– За шлюпкой можем не успеть, – сказала она. – За ней ведь идти через весь остров.

– А как насчет другой? – спросил Чарли.

– Какой другой?

– Той, которую ты оставил на берегу в тот день, когда поубивал столько пиратов, – напомнил мне Чарли.

– Той шлюпки наверное уже нет, – ответил я. – Я ее не закреплял, так что ее должно было унести приливом.

– А разве не стоит проверить? – возразила Сэлли. – Скала Череп гораздо ближе пиратского лагеря. Мы с Чарли сходим и проверим, а ты пока найди Кивка. И вообще один ты пойдешь быстрее.

Она была права. До пиратского лагеря было гораздо дальше, хотя теперь, когда Многоглазов не стало, дорога туда станет в разы безопаснее. Однако надо еще будет в темноте пройти через лагерь, а потом плыть к кораблю. Если вдруг та шлюпка окажется на месте…

– Не думаю, чтобы ее не унесло, – проговорил я. – По-моему, все-таки безопаснее было бы идти к русалочьей лагуне, как мы и планировали.

Был еще маленький шанс, что бдительные взгляды русалок помешают Питеру подстроить Сэлли и Чарли какую-нибудь гадость. У русалок были свои правила, и я надеялся, что они не позволят Питеру убивать кого-то у них на глазах.

– Прекрати говорить мне про безопасность! – потребовала Сэлли. – Здесь все в опасности. Опасность никуда не денется, пока жив Питер. Буду ли я у скалы Череп или в русалочьей лагуне, в безопасности я не буду. Питер утащил Чарли у нас из-под носа, пока мы спали. Никакой безопасности нет.

У меня внутри все больно сжалось, потому что она была права, а мне не хотелось, чтобы это было правдой. Мне только хотелось сделать так, чтобы она была жива, когда я вернусь, вот только этого уже никак нельзя было обеспечить.

– Ладно! – сдался я.

Мне хотелось снова ее обнять, или дотронуться до ее волос, или просто встать близко и вдыхать их аромат. Я ничего этого не сделал. Не знал, как это делается. Я был всего лишь мальчишкой, хоть и начал внешне походить на мужчину.

И времени не было.

Сэлли с Чарли пошли на юг, чтобы пройти через лес, а потом через дюны на берег. Я направился к дереву, потому что решил, что именно туда пойдет Кивок, если нас не найдет. Так мы всегда делали. Мы всегда возвращались к дереву.

Я побежал, потому что хотел найти Кивка раньше, чем его найдет Питер. Я хотел вернуться к Сэлли и Чарли раньше Питера. Я бежал, потому что у меня снова и снова отнимали все, что я люблю – и мне надоело, что Питер все время все забирает.

Я уже не знал, какой сегодня день или как давно солнце встало. Казалось, я не переставал бежать с той минуты, как Питер забрал Чарли, но при этом я не устал. Страх и гнев подгоняли меня, делали прыжки длиннее, так что мои ноги едва касались земли. Где-то я потерял мои мокасины, хоть и не мог сообразить, когда это могло случиться. Возможно, мои ступни из них выросли, а я и не заметил.

Моя красная куртка цеплялась за ветки и сучки, и я содрал ее с себя и забросил в лес. Я больше о ней не думал. Питер всегда хотел получить эту куртку. Вот и пусть берет.

Я бежал, гологрудый и босой, только в штанах из оленьей шкуры и с ножом. Я наконец стал похож на того маленького дикаря, каким Питеру хотелось меня сделать, вот только маленьким я уже не буду.

Питер хотел, чтобы я оставался мальчишкой, но именно Питер наконец превратил меня в мужчину.

А потом я оказался у дерева – и Кивок сидел там на земле, спиной к стволу, зажимая левой рукой кровоточащее запястье правой.

Когда я подбежал, Кивок устало мне улыбнулся. Это была очень взрослая улыбка, совсем не та, какой он улыбался, когда был мальчишкой.

– Питер не ожидал, что меня будет так трудно убить.

– Казалось бы, должен был знать, ведь за эти годы он столько раз видел тебя на Битве.

Я осмотрел рану. Питеру его задумка не удалась. Он раскроил Кивку внутреннюю сторону запястья, но отсечь всю кисть не сумел. На груди и руках видны были порезы и царапины, но хуже всего пришлось запястью.

Я принес бинты и воду и туго перевязал Кивку запястье, чтобы кровь остановилась.

– А где Сэлли и Чарли? – спросил он и, присмотревшись, добавил: – Джейми, у тебя борода.

– А у тебя тоже, – ответил я, проведя рукой по его челюсти.

Похоже, его это изумило: он потрогал свое лицо. Там было несколько жидких волосков, но раньше их не было.

Кивок засмеялся, и я был поражен тем, как изменился у него смех, насколько более взросло он звучит.

– Мы растем, Джейми, – сказал он. – Интересно, почему – спустя столько лет.

– Потому что мы больше не любим Питера, – объяснил я. Я это понял только сейчас, увидев лицо Кивка. – Потому что нам больше не хочется быть мальчишками и вечно развлекаться, как мальчишки. Этот остров оставляет тебя ребенком, если ты этого хочешь, а Питер мужчиной стать не желает. А вот нам этого больше не хочется.

– Да, – согласился Кивок. – Мне разонравилось быть мальчишкой, когда Туман умер.

Я закончил перевязывать Кивка и побежал собирать все то, что, как мне казалось, нам понадобится в шлюпке: воду, еду, веревки, оружие. Я позаботился захватить одну из пиратских сабель и топор, а еще несколько небольших кинжалов.

Ноша получилась немаленькая, но без припасов не было смысла уходить в море: тогда мы просто сменим смерть от Питера на медленную смерть от голода.

Я дал Кивку отдохнуть, пока собирался. Он хотел нести часть припасов, но я ему не позволил. Он потерял слишком много крови, и я боялся, что он не сможет добраться до скалы Череп даже налегке.