Жиле и направленных в ее сторону. Наконец каждый разместился у выделенного ему аппарата и — занимался скучным и безынтересным делом. Между нами ходил Проводник, следил за правильностью исполнения требований, давал советы или делал замечания, справлялся о здоровье. (Улло, между прочим, ни разу не поехал с нашей группой.) Несколько часов спустя мы сдавали данные исследователям и скорее покидали место, возвращаясь в город тем же картом.

За время таких рабочих будней в Амараде мы, инициированные, представились, разговаривая на понятном каждому здесь языке илати, и заводили беседу чисто из вежливости, а не из действительного желания больше узнать друг о друге. Я, всю жизнь общительный, можно сказать совсем не разговаривал с другими инициированными, лишь перекидывался словами на территории лагеря во время работ, и то нечасто. Мне было в тягость трудиться. Нетрудно догадаться и посчитать, что вместо положенных двадцати четырех часов в сутках у меня набегали целых тридцать. Я жил свои часы в Москве и, попав в Изнанку, ловил еще сверхурочные. Знаю и понимаю, что сложно было не мне одному — всем инициированным. Но глупые и несправедливые по моему мнению законы Изнанки не позволяли новичкам отвертеться и филонить. Кажется, даже твоя смерть не будет являться уважительной причиной, что ты не отдал Амараду долг — воскресят и отправят куда надо. (Но это я так, про воскресят. На Континенте главное правило, даже закон, магии: воскресить из мертвых никого нельзя, как ни пытайся.) В общем, занятие довольно-таки безынтересное: сиди у аппарата или ходи между несколькими, мыль глаза цифрами счетчиков, делай пометки, будь всегда начеку в случае внезапной опасности и не думай, что тебе дадут занятие более ответственное и смелое: часто маги-исследователи спускались в расщелину и брали какие-то образцы, рискуя жизнью (отчаянные!), а всех на это время просили укрываться щитами на случай выброса Жилы на поверхность.

Скучнее и неподходящее времени не придумаешь. Зубрёжка магической теории. Практическая отработка заклинаний. Переписка показаний в блокнот и передача их ученым — даже ознакомиться с результатами структурированных данных нельзя! Вся развлекаловка в волшебном мире — только во время поездки на карте: эстетическое восхищение неизвестной стороной вселенной. Никакого веселья и активности. Ну, может и не сильно всё так плохо. Я наконец осмотрел все помещения дома Улло — экскурсию проводила Венди. Небольшая комната Милиана действительно вызывает смешанные чувства: здесь переплетаются грусть и тепло воспоминаний — стены украшают любимые картины мага, написанные его женой. Комната его дочери выглядит совершенно нетронутой: в ней ничего не изменилось со дня смерти Мии — казалось, хозяйка прибиралась пару минут назад, ожидая гостей, и скоро вернется. Светлые пастельные тона; удобная кровать и широкое окно напротив, выходящее на тихий и уютный дворик; книжный шкаф и полки, занятые повседневной и важной мелочью девушки, молодой женщины, матери в одном лице; сложенный мольберт в углу. А комната Венди — типичный детский неприкосновенный уголок: много разноцветных красок, наполняющих всё пространство; игрушки, книги, раскраски, коробочки с важной мелочью; альбомы и рамки на столе с фотокарточками друзей и погибших родных; куча входных билетиков (для личной коллекции) и собственноручно расписанные маленькие тарелочки и колокольчики, фигурки животных и чудаковатые сосуды, также собственноручно вылепленные из скульптурного материала (хобби и просто хорошее, интересное занятие).

— Нравится изобразительное искусство? — спросил я девочку, разглядывая творения Венди и не решаясь брать их в руки, боясь что-нибудь сломать.

— Ну, есть такое. Хотя еще не знаю, куда пойду работать и где учиться в высшей академии. — Девочка пожала плечами, отчего-то скрывая свои истинные эмоции: я по ее горящим глазам видел, как она довольна, что мне понравились ее работы, чуть ли не гордилась, но вела себя сдержанно.

— А ты знаешь, что я тоже творческий? Я музыкант, — сказал я, оборачиваясь.

— Да, мне дед говорил. Вы пишете музыку?

— Нет, я ее направляю. Дирижирую.

Я изобразил жестами несколько долей из любимого Чайковского, понадеявшись, что профессия дирижера Изнанке известна. И Венди поняла, о чем я:

— Здорово! Вы в театре выступаете, ну, работаете? (Ого, здесь есть дирижеры! Было бы интересно встретиться с изнаночным коллегой!)

— Да, веду там концерты, спектакли. А скажи, твой дед… Сколько инициированных у него было до меня? — Я резко сменил тему.

— Два или три. Причем давно. Он же не чистый Проводник, в смысле это не основная его работа. Я очень плохо помню, кто был до вас. Я тогда была очень маленькой и мне было всё равно. А сейчас понимаю, насколько это круто: общаться с человеком из другого мира!

Разговоры у меня с Венди шли достаточно легко и непринужденно. С детьми общаться очень просто. С внучкой Улло я быстро нашел общий язык. Я ей был интересен как «пришелец», назовем это так, в мире которого есть то, чего нет на Континенте, и нет того, что в ее стране есть. Она задавала вопросы порционно, потому что (я чувствовал) не хотела показаться приставучей, хотя кипела желанием выспросить у меня всё и сразу каждый раз, когда мы встречались. Я обстоятельно и подробно рассказывал ей о себе, о своей Москве, о работе. Она говорила про свою учебу и про веселые истории с дедушкой. Про родителей даже не упоминала, а я не тревожил детские воспоминания, которые остались в ее душе только от рассказов Милиана: девочка совсем не помнила своих героических родителей — в то страшное время она была еще младенцем. Ох, как бы хотелось, чтобы подобные ужасные страницы больше никогда в Изнанке не повторились и не настали.

Жаль, что мои идеалистические желания не проникли в реальность. События, последующие вскоре после выхода из отпуска и начала репетиций, надолго изменили меня, наложив особый отпечаток на жизнь, разразившись тяжелыми последствиями.

Глава 14

Едва я успел привыкнуть к внезапностям волшебного мира и скрестить его с работой и семьей, только принял недели, выливающиеся в двести часов, как вновь отупел от двойной нагрузки, выйдя на репетиции с творческим коллективом — отпуск закончился внезапно скоро — и в то же время продолжая влачить малосодержательное существование в Изнанке, щелкая пишущим пером и тыкая на рычажок аппарата. Где волшебные приключения! Где близкое знакомство с неизведанным! Видимо там, где и мои надежды обучиться крутым заклинаниям.

Ариша, кажется, больше Лизы готовилась к появлению на свет нового члена семьи: проявляла к маме излишнюю заботу; спрашивала, будет ли сестричке интересно то, что она ей покажет и расскажет; обходила в своей детской каждый угол и рассуждала, не сможет