– Матушка, не плачь! Я вижу солнечный свет, он близко!

Нурговуль не смотрел на отца. Его сотрясали рыдания.

– Обними свое тело, прими себя – в себя! Держи крепко, не отпускай! – крикнул устами старика Нивани.

Пачаки съежился, прижал к себе скрещенные руки, но нечто призрачное, струясь из его груди, как вода, забилось под ладонями, заиграло бликами отраженного света. Сын готов был броситься, задержать на Орто чистую, не запятнанную болезнью детскую душу отца. Но, упрежденный шаманом, лишь зубами скрипнул, бессильный помочь.

Борьба продолжалась недолго. Брыкнув в немощных пальцах, призрак ребенка оттолкнулся от впалой груди. Взлетел к дымоходу голубоватой дымкой и пропал, слился с блеснувшим лучом… Словно подкошенный, рухнул старик на приспевшие руки сына.

Шаман задвигался, звякнули бубенцы. Сухое пыльное облако взметнулось кверху. Отряхиваясь и чихая, Нивани проворчал:

– Смертельное семя…

Старик мучительно закашлял. По морщинистым щекам его текли слезы памяти, лицо кривило страдание. Он еще прощался с кем-то дорогим, утерянным навсегда, но ожившие было глаза быстро угасали и подбородок привычно ослаб. Сын почувствовал, как вновь деревенеет отцовское тело, разбивая остатки надежд.

Слова Нивани прозвучали одновременно как утверждение и вопрос:

– В детстве Пачаки побывал в Бесовском Котле, что находится в Долине Смерти.

Тонгот трудно сглотнул. Заговорил не сразу, сдавленно, еле слышно:

– Когда ему было всего восемь весен, их с матерью застала в лесу сильная гроза…

Рассказ прерывался плачем и вздохами.

– Они забежали в глубокую пещеру и заметили внизу отблеск огня. Спустились к нему и обнаружили входы в другие пещеры. В каждой горел костер. В это невозможно поверить, но холодное пламя не шевелилось. Так уверял отец. – Нурговуль кивнул на задремавшего старика. – Два больших железных человека возвышались у одного костра, как изваяния. Великаны были бездыханны, однако многочисленные глаза на их лицах и телах светились и вспыхивали. Бабушка с отцом кинулись к главной пещере, но не нашли ее и поняли, что заплутали. Убегая от мертвого огня, они оказались в сплошной темноте.

Внутри шаманского чума было тихо. Голос-шепот тонгота заполнил жилье.

– Не одну варку мяса бродили они во мраке, пока не посчастливилось увидеть солнечный свет. Вышли из норы на небольшую поляну. На ней росли причудливые травы, и высокие медные стены окружали ее. Отец едва отыскал воротца, небольшие, двум коням не разойтись. За стенами простиралась долина, окруженная мертвым лесом. Он был повален на целый ночлег пути кругом, хотя ветер там не живет. Встретились им узел неживых дорог, смоляное озеро и пустынные аласы с вечно жухлой травой. Неизвестно, как и за какое время все же добрались домой…

Тонгот говорил, не поднимая головы.

– Род наш откочевал подальше от Долины Смерти. Бабушка вскоре ушла по Кругу. Отца мучили страшные боли. Побелела кожа, выпали волосы и ногти, но он все-таки выздоровел и стал жить дальше… Казалось, все обошлось хорошо. Отец вырос, женился. Народились мы с сестрой. А пять весен назад наша матушка умерла от грудной болезни, и к нему вернулся старый недуг.

Нурговуль наконец поднял плачущее лицо:

– Неужто совсем-совсем ничего нельзя сделать?

– Даже богу судьбы не дозволено поворотить время вспять, – ответил Нивани. – А я простой шаман… Ты видел – я пытался вернуть твоему отцу хотя бы частицу памяти. Увы, корни ее отсохли и почти все воспоминания покрыты мглой. Однако Пачаки повезло куда больше по сравнению с другими. Люди, на горе свое попадавшие в Бесовский Котел, живут обычно не дольше семи-девяти весен.

– Что будет с отцом?

Луч солнца упал из дымохода на кучку пыли под ногами шамана, и в его свете вспыхнули танцующие пылинки.

– Тяжкий вопрос, – смутился Нивани. – Скажу честно: Сковывающая болезнь беспощадна. Постепенно мышцы Пачаки оцепенеют, он забудет мысли и речь.

Нурговуль опустил лицо в ладони, и плечи его бурно затряслись. Нивани бросил в чашку желтоватый комочек, вынутый из потайного разреза в одежде, взболтал с водой и дал выпить тонготу. Это было средство, хорошо знакомое Сандалу, – Каменная смола. Он сам часто прибегал к ней для укрепления духа.

– Прошу, не говорите никому, – пробормотал Нурговуль.

Шаман и жрецы заверили, что будут молчать. Повременив, Нивани добавил:

– Сожалею, но вынужден предупредить…

– Знаю! – вскинулся тонгот. – Я холост и не помышляю жениться. Возле сестры моей не околачиваются женихи, хотя Не́рми очень красива…

Отец с сыном попрощались и заторопились к берегу, где их ожидали лодки попутчиков.

Когда за тонготами опал полог, Сандал спросил:

– Его нежелание создать семью связано с болезнью?

– Да, – вздохнул Нивани. – Едва увидев старика, я смекнул, что он спускался в Котел. Следовало узнать, когда это произошло, а расспрашивать сына показалось неловко. Вы, наверное, поняли: вначале он не собирался упоминать о Долине Смерти. Надеялся, что обойдется, до последнего верил в чудо… Но солгать я не мог. Коварный недуг, сокрытый до времени в крови, язвит и потомство человека. Род обречен, детей Пачаки рано или поздно постигнет та же участь.

– О долине с неживым воздухом поется в старинных сказаниях, – проронил Сандал.

– Она находится от вас на расстоянии ночлегов в целую луну.

– Неведомая болезнь, косившая некогда целые стойбища, тоже известна издревле. Стыд нам: мы, жрецы, в первый раз с нею столкнулись.

– Чего же стыдного? – возразил Нивани. – Радоваться надо, что недуг стал редок. Живущие в том краю люди стараются выведать о случайных посещениях проклятого места. Сохраняется боязнь родниться с теми, в чью кровь навлек порчу Бесовский Котел. Всем известно: люди, пораженные Сковывающей хворью, именно там вдохнули с пылью семя Ёлю, как вы, люди саха, называете духа смерти. Это семя пожирает мозг. Звери и птицы знают об опасной долине.

– А как же растения на поляне за стенами?

– Очевидцы говорили, будто травы там обычные, но высоты и мощи невероятной. Цветы размером с добрую мису, а листья на толстых стеблях огромны и кожисты, как крылья летучих мышей. Возможно, растения питаются Сюром живых существ, что по неведению завернули в котел и отравились его ядовитым воздухом.

Отосут невольно передернулся в страхе.

– А слыхал ли ты раньше о глазастых железных великанах?

– Я немало слышал о Долине Смерти и размышлял над тем, что связано с нею. Мне кажется, железные великаны – это не люди, а хитроумные устройства в виде человека. Когда-то они могли двигаться. Между прочим, в древности Бесовский Котел называли Котлом Самодвигой. Он якобы перемещался по земле, сам собою катился на круглых подпорках, о чем осталась память в давних коленах.