С. М. Каштанов считал действия Василия III в области выдачи жалованных грамот результатом продуманной концептуальной политики. Смысл этой политики был в наступлении государства на церковное землевладение и, по возможности, его сокращении и ущемлении. На 1505–1507 годы приходится 48 известных нам грамот (почти шестая доля от всех актов). В эти годы, согласно мнению ученого, дьяки Волдырь Паюсов и Данила Киприянов по приказу Василия III проводили частичный пересмотр старых жалованных грамот с целью ограничения содержащихся в них иммунитетных привилегий. То, что при этом происходила раздача земель, административных и судебных привилегий, ученый объясняет тем, что они были «…лишь видимостью пожалования новых привилегий духовным корпорациям. На самом деле это мероприятие прежде всего преследовало цель сокращения старых прерогатив феодалов»[113]. Прежде всего изымалось право монастырей за деньги клеймить лошадей — право монастырского пятна.

До 1514 года Василий III продолжал начатую Иваном III политику ограничения налоговых и податных льгот духовных и светских феодалов. Но потом он дрогнул и в 1515–1518 годах выдал «серию» грамот с разного рода привилегиями, в том числе фискальными[114]. Вплоть до 1522 года правительство «вынужденно идет на уступки духовным корпорациям»[115]. В этих действиях ученый видит продуманный план: усиливать положение московских монастырей-вотчинников в удельных (и бывших удельных) землях и тем самым добиваться ослабления уделов и возвышения великокняжеской власти. С помощью раздач жалованных грамот создаются зоны привилегированного землевладения, которыми окружаются уделы. Эти меры оказались успешными, удельные землевладельцы были ослаблены. В 1522–1533 годах имел место третий период земельной политики Василия III, компромиссный, когда какие-то монастыри получали привилегии (Троице-Сергиев, Иосифо-Волоколамский и др.), а в отношении остальных вводились ограничения.

Как уже говорилось, в это время на Руси шли споры нестяжателей и иосифлян о церковных имуществах, в том числе и о земельных владениях. С. М. Каштанов и поддержавший его А. А. Зимин были склонны считать, что Василий III сперва сочувствовал нестяжателям, потому что ему нравилась их идея, что церковь не должна иметь имуществ — а значит, все церковное имущество должно отойти государству, персонифицированному в государе. Но потом иосифляне разработали идеологическую доктрину верховной власти, неоднократно помогали Василию III в различных трудных политических ситуациях, истово служили монарху, не брезгуя клятвопреступлением, интригами, лживыми клятвами, а нестяжатели, напротив, выступали против некоторых действий Василия III. И он щедро наградил иосифлянскую церковь раздачами земель, льгот, привилегий, освобождений от налогов и т. д. А лидеры нестяжателей оказались за решеткой[116]. С. М. Каштанов писал, что 1512–1513 годы «явились кульминационным моментом союза Василия III с нестяжателями. Летом 1511 г. митрополитом стал видный последователь Нила Сорского Варлаам. Очевидно, при поддержке Варлаама правительству Василия III удалось каким-то образом приостановить рост монастырского землевладения». Именно в эти годы распространяются ружные грамоты — ругой, то есть хлебным и денежным государственным жалованием пытались заменить для обителей земельные раздачи. Но Василий III разошелся с Варлаамом в вопросе расширения или сокращения судебного иммунитета монастырей, после чего обратился к иосифлянам. «Перемена политической ориентации великокняжеского правительства не замедлила сказаться и на отношении его к монастырскому иммунитету»[117].

Думается, что в этих построениях нет ответа на два очень важных вопроса. Во-первых, совершенно отсутствует религиозная мотивация поступков Василия III и его правительства. При всем уважении к политикам XVI века, думается, что в их поступках было куда меньше рационализма и куда больше желания преподнести дар святой обители, монахи которой потом будут молить Бога за щедрого монарха. Во всяком случае, раздачи земель и льгот 1520–1530-х годов непременно надо связывать с многочисленными в это время молитвами Василия III о чадородии, благодарением о рождении наследника. Если в честь этого ставились храмы, то почему в земельной политике этих лет надо видеть исключительно поиск экономической выгоды и скрытое, но горячее желание отобрать у церкви земли и привилегии?

Второй момент, который не получил почти никакого объяснения, — большое число жалованных грамот, исходящее от удельных князей. Ведь они в совокупности выдали почти треть от известных нам грамот Василия III (приблизительно 100 против 300) — а при этом их материальные возможности по сравнению с великокняжескими были куда скуднее. Ученые видели в их поступках в основном козни против центральной власти, попытки заручиться поддержкой церкви в борьбе удельных сепаратистов против Русского централизованного государства. Конечно, в действиях удельных правителей несомненно проглядывало желание получить благосклонность высших церковных иерархов, ведущих монастырей, влиятельных архимандритов и игуменов. Но только ли политическими интригами, намерением «подкупить» церковь было вызвано это желание? Ведь удельным князьям тоже было за что молить Бога…

Необходимо, на наш взгляд, сделать еще одну ремарку. К сожалению, нам с высоты XXI века очень сложно судить о внутренней политике московских государей и даже о том, была ли, собственно говоря, в этих земельных и льготных раздачах какая-либо определенная политика. Чего в самом деле здесь было больше: продуманного социально-экономического курса, игры на материальных интересах феодалов, пожалования храмам и монастырям со стороны могучего светского, но притом глубоко верующего государя? Или в той или иной мере присутствовали все эти мотивы?

Для этого обратимся к документам. По подсчетам С. М. Каштанова, известно 247 иммунитетных грамот, выданных церквям и монастырям от имени Василия III, из них 226 жалованных и 21 указная. Последние архивные изыскания позволили немного расширить этот список, но не принципиально: сегодня известно немногим менее трехсот таких документов. К этому надо добавить около ста жалованных грамот удельных князей (Федора Волоцкого, Дмитрия Угличского, Юрия Дмитровского, Андрея Старицкого), выданных церквям и монастырям в первой трети XVI века.

При распределении грамот по годам и местностям становится очевидно, что это не все документы, а только какая-то их часть. Причем какая — установить невозможно. Соответственно, восстановление целостной и полной картины земельной политики Василия III нереально — перед нами только фрагменты документальных комплексов, уцелевшие по прихоти судьбы. И делать по этим обрывкам уверенные глобальные выводы, выделять четко датируемые этапы, на наш взгляд, не всегда обоснованно.