к секрету по опушке леса, подползти к землянке по лесу и дождаться Шатуна со товарищи, в открытую подъезжающим к секрету на телеге.

Остановившись прямо напротив окопа с пулемётом и четырьмя егерями, Шатун должен был продемонстрировать им политрука, якобы согласившегося дать показания. Морду лица Яковенко для маскировки рихтовать не пришлось. Он ещё с прошлой «беседы» с немцами был нормально подготовлен – и «фонарь» ему «фрицы» подвесили, и губу разбили. Пистолет политруку я тоже не дал – ещё откроет огонь с неподобающего расстояния и накроется вместе со всеми медным тазом, а вот ножом поделился. Негоже совсем без оружия бойца оставлять. Может, и дотянется до какого-нибудь своего обидчика. Лишь бы не мешался у Шатуна под ногами.

Главное было выманить хотя бы парочку егерей из окопа, но человек предполагает, а на деле всё оказывается не слишком стройно. Добраться до егерей мы добрались, и Шатун со своими до секрета доехал, и даже троих егерей из окопа выманил, а вот мы…

Почти целый день мы со Стёпкой за егерями наблюдали, а небольшой, но широкий окопчик, в лесу позади и чуть наискось от землянки, прикрытый еловыми ветками и обложенный дёрном, так и не обнаружили. А егеря, оказывается, в нём гадили, а заодно и курили, и в тот самый момент, когда мы со Стёпкой унюхали запах сигаретного дыма, справа от меня вылез немецкий солдат.

Удивились мы вместе, но к сшибке я был готов, а вот фриц держался за штаны. То есть руки у него были заняты. Да и форма у нас со Степаном была немцу до боли знакома, что помогло мне, а немцу совсем наоборот – он чуть замешкался, и это стоило ему жизни.

Ударил я сразу тем, что в руках было, а в руках у меня был очень удобный почти килограмм железа. С рукояткой и набалдашником. Вот этим набалдашником немец у меня с разворота в висок и получил. Хорошо, что егерь был без каски и даже без форменной кепки, а висок не натренируешь, как ни старайся.

Не особенно заморачиваясь, я добавил ему ещё три раза сверху по кумполу. Немец, гремя костями, ссыпался на землю, но хрюкнуть всё же что-то успел. Можно было бы бить и меньшее количество раз. Уже после первого удара немец поплыл, но остановиться я просто не смог. Вот только ссыпался фриц на сосновую хвою совсем не беззвучно, и, похоже, этот неясный шум отдыхающая смена егерей всё же услышала.

Ребята тут же рванули вперёд. Первым – Никонов, за ним – Степан, я чуть притормозил, нянькаясь с отъехавшим на тот свет немцем. Медлить было нельзя – от отхожего места до землянки со спавшими егерями было метров пятнадцать, а дальше – тот самый окоп с пулемётом и четырьмя дозорными. Как мы думали. Но за это время обстановка на дороге изменилась.

Из окопа вылезли не двое егерей, а трое, и один уже подошёл к телеге. Двое стояли чуть поодаль. Автоматы на приехавших не наставляли и смотрели вполне доброжелательно, но настороже всё-таки были. Вот этот подошедший к телеге немец у Яковенко ножом в живот и получил. Остальные двое выхватили по жакану в свои многострадальные тельца от прирождённых охотников. А жакан – это жакан. Он слона на задницу усаживает. Тридцать граммов свинца с полостью в самой пуле и произвольными кустарными нарезами обладают просто невероятным останавливающим действием. В упор такая пуля иногда медведя насквозь пробивает, а раны наносит такие, что мгновенная кровопотеря напрочь лишает огромного, наполненного яростью по ноздри зверя желания жить, но местный Михаил Потапыч весит сильно за двести килограммов, а человек – меньше сотки. Поэтому двоих егерей снесло, как будто их и не было.

Здесь нашей отвлекающей группе звездец бы и пришёл, потому что MG-34 в секрете – это ни разу не охотничьи двустволки, которыми вооружились Шатун с братьями, и совсем не ножи Яковенко и примкнувшего к нам бывшего полицая. Но вырвавшийся вперёд Никонов щедрой очередью из моего автомата угомонил пулемётчика, уже нажавшего на спусковой крючок. Пулемёт всё равно рявкнул, но короткая очередь ушла сильно в сторону – пулями немецкого солдата сковырнуло вправо, и туда же он утащил и приклад пулемёта.

Выстрел из немецкого карабина эта короткая очередь полностью заглушила, и у Василия Никонова под левой лопаткой появилась небольшая дырочка, мгновенно брызнувшая ярко-красной кровью. Кроме условно бесполезной гранаты и ножа оружия у меня в руках не было, и я просто засандалил уже отработавшую однажды железку в дверной проём землянки, занавешенный по-летнему плащ-палаткой.

Видимо, двое немцев стояли прямо у входа, и рефлексы у них сработали самостоятельно – оба егеря выскочили из землянки как наскипидаренные и влетели прямо под очередь готового к стрельбе Степана. Или они к этому времени уже приготовились выскочить? Спросить впоследствии было не у кого. Это были последние двое егерей.

В это время на дороге раздались негромкий хлопок из, видимо, небольшого пистолета и дикий мат, перемежающийся с просто-таки звериным рычанием. Я, проверяющий землянку на предмет оставшихся фрицев, выскочил из неё, как пробка из бутылки шампанского, но на дороге всё уже закончилось. Братья суетились вокруг раненного в ногу Яковенко, а бывший полицай остервенело засаживал в недобитого политруком немецкого солдата свой нож. И далеко не в первый раз, похоже.

Уже потом, много позже, когда мы со Степаном разбирали для себя эту короткую сшибку, я понял, почему егеря вели себя так беспечно. Оружие у всех приехавших их добровольных помощников висело за плечами и лежало на телеге вдоль. То есть в сторону егерей ни один ствол направлен не был, и руки у мнимых полицаев были пусты, а вот четыре охотничьих ружья Шатун расположил в телеге поперёк и прикрыл сеном и телом якобы связанного Яковенко. Да и примелькались егерям полицаи за эти дни, и ничего опасного немецкие солдаты для себя не видели. Вот братья и отработали егерей в упор из засадных стволов. Оба брата стояли у противоположного борта телеги.

Ранение у политрука оказалось нетяжёлым, но жутко неприятным. Немец, которому Яковенко взрезал всю брюшину, к тому времени уже лежал в луже собственной крови навзничь, но спрыгнувший с телеги политрук его перевернул, и поэтому стрелял умирающий от дикой кровопотери немецкий солдат снизу вверх и практически вслепую, но попал, собака, крайне неудачно для нашего единственного командира.

Мизерный карманный «Браунинг»[7], выпущенный в начале двадцатого века, который и оружием-то можно назвать с большой натяжкой, натворил серьёзных дел.